— Попробую навести шороху, а вы тем временем будете на подхвате.
— Мы и сейчас в полной боевой.
Капитан затянул пояс потуже, поменял опустевшую коробку с патронами на набитую под самую крышку и закинул пулемет за спину:
— Гвардейцы лупят из подствольников по мешкам с песком, и гранаты не докидывают до окон, а надо, чтобы те и другие средства поражения живой силы противника взрывались в комнатах дома. Это не просторный двор, где можно укрыться за каждым бугорком, — веско сказал он, брови у него нахмурились еще больше. — Короче, я попытаюсь прорваться к самой активной точке, а ты постарайся прикрыть меня огнем из всех стволов.
— Теперь понял, — десантник приподнялся на локте, в глазах у него появился непривычный блеск. — Поосторожнее там, капитан, мне показалось, что ты мне чем-то симпатичен.
— Да и ты нормальный кореш. Подбрось-ка еще парочку "лимонок", чтобы волна была покруче, — морпех подцепил одну из гранат, переданных ему, за кольцо указательным пальцем. Не глядя на собеседника, буркнул. — Майор, мы с тобой еще побалуемся чистым спиртиком. Но только нашим и неразбавленным, а не паленой кавказской водкой.
— Принято к сведению, братишка…
Взрывы в середине дома раздались один за другим, в шуме боя они прозвучали едва слышно. Но после третьей гранаты, заброшенной капитаном в следующее окно, в комнатах рвануло так, что, показалось, приподнялась крыша всего строения. Наверное, она попала в ящик с боеприпасами, и они тут-же сдетонировали. Наступила тишина, которая бывает тогда, когда приходит понимание, что противник повержен и остается лишь пленить оставшихся в живых. Майор приготовился дать сигнал к последнему штурму, он машинально пробежался рукой по карманам бронежилета, проверяя, все ли на месте. Иностранные корреспонденты, освобоженные десантниками, и лупившие из своего оружия по оконным проемам без перерыва, подползли к нему поближе. Было видно, как не терпится им рассчитаться с боевиками за свои унижения, и как хочется побыстрее встретиться с ними с глазу на глаз, чтобы высказать все, что думают о них. Но майор сердито замахал руками:
— Назад, мать вашу так и этак, чтобы духом вашим тут не пахло, — он погрозил недавним узникам автоматом. — Журналистов здесь не хватало, да еще иностранных.
— Господин майор, мы имеем к Шамилю Басаеву свои претензии, — дерзко крикнула госпожа Натали Трепоф, она больше других старалась вслед за майором продвинуться поближе к дому.
— У нас почти у каждого есть вопросы к этому человеку, — сказал, как отрезал, десантник. — Вот на суде их и предъявим.
— Этот иуда до суда еще должен дожить.
— Никуда он теперь не денется.
Радист, находившийся рядом с командиром, поправил наушники и развернулся к иностранцам, губы у него вытянулись в одну линию:
— А не доживет, туда ему и дорога, — с издевкой процедил он.
В этот момент из одного из окон, из которого валил густой дым, показалось полотнище белого флага. Боевики на подворье побросали оружие и упали на колени, упираясь лбами в землю. Майор подождал еще немного, пока последний из них не задрал кверху тощую задницу. Неприглядный вид врага, недавно такого грозного, вызвал у многих гвардейцев громкий смех, он прокатился по всему периметру двора и вернулся назад, уже в виде снисходительных усмешек. Русский человек никогда не был злопамятным, наверное, это была одна из причин, по которой Россия со дня своего основания непрерывно прирастала новыми землями. Но воины аллаха, оставившие во дворе оружие, ошиблись, их соплеменники в доме призывали противника всего лишь к переговорам. Ошибка обернулась против них самих, к молящимся поспешили гвардейцы, отсекая их от стен. Майор поднялся во весь рост и направился к дому, сложенному из отборной сибирской лиственницы. Пальцы правой руки у него лежали на спусковом крючке автомата, а левую он не снимал с пряжки со звездой, ослепительно сверкающей в лучах утреннего солнца. Он не стал, зная коварный характер горцев, расставаться с оружием, готовый в любую минуту пустить его в дело. За ним заторопился радист с рацией за спиной.
— Отставить, — приказал ему командир. — Не по зеленке шастаем, иду всего лишь на переговоры.
Не доходя до строения с десяток шагов, десантник остановился и окликнул морского пехотинца, лежавшего неподвижно на земле возле высокого фундамента: — Капитан, как прикажешь понимать твое молчание? — негромко поинтересовался он. — Может нам нужно подождать с переговорами и закрутить чехам гайки до упора? Ладная фигура в черной форме шевельнулась, затем капитан сел и мотнул головой с короткой прической, по щеке у него разбегалась тонкая струйка крови: — Черт, кажись, зацепило… Сейчас пройдет майор, не торопись с выводами, — отозвался он, поднимаясь на ноги. — Делай свое дело, небесная пехота, я уже в порядке. Морпех направился к десантнику, вытаскивая из кармана платок и на ходу вытирая им кровь с лица. Когда он подошел совсем близко, майор осмотрел его рану и констатировал:
— Кожу содрало. Приложи лоскут на место и как на собаке заживет.
— А дерет так, словно половину башки снесло…
Громко скрипнула входная дверь, на крыльцо вышел боевик в российском камуфляже, по уши заросший бородой с усами. На голове у него был черный берет, а грудь украшал треугольник тельняшки, но не с бледно-голубыми полосами, как у десантников, а с темно-синими, морскими. За ним, затравленно озираясь по сторонам, показались два горца в папахах. Скорее всего, это были полевые командиры средней руки. Радуев с Масхадовым и с арабом Абу аль Валидом, не рискнули выйти на встречу с обыкновенными солдатами, они рассчитывали на то, что в плен их будет брать сам российский президент. Об этом говорили их лица на экранах телевизоров с заносчивым на них выражением. Между тем, Басаев спустился по ступенькам на землю и, отойдя от дома с десяток шагов, расставил ноги напротив своих противников: — Рад видеть дорогих гостей, — натянуто заулыбался он, одновременно протыкая собеседников черными глазами насквозь. — Прошу извинить, но к себе я вас не приглашаю, в доме не убрано. — Нам как-то без разницы, Шамиль, где проводить с тобой переговоры, — положил ладони на ствольную коробку автомата десантник. — И давай без восточных премудростей, тянуть резину я тебе не советую.
— Майор, что ты хочешь этим сказать? — чуть отстранился назад террорист.
— Только одно, что пришла пора сдаваться. Твоя песенка уже спета.
Главарь боевиков прищурился, он понял, что офицеры в форме российской армии шутить не намерены, они пришли брать его в плен: — У русских есть поговорка, не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — Шамиль кивнул на окна дома. — Хочу вас предупредить, что мы находимся под прицелом моих джигитов. В случае чего, первая пуля достанется мне, остальные вам. — Это ты точно рассчитал, твои абреки тебя не пощадят. А за наши жизни можешь не беспокоиться, они у нас под крепкой защитой, — ухмыльнулся десантник. — Мы не настаиваем на том, чтобы вы сложили оружие прямо сейчас, можете драться до последнего. Но если вы откажетесь от плена и останетесь после этого живы, то вы сами придете туда, куда вам укажут. — Этого не будет никогда! — вздернул подбородок Басаев. — Лучше смерть, чем вонючие камеры гяуров. Капитан, молча внимавший диалогу, сплюнул себе под ноги и уперся тяжелым взглядом в террориста: — У вас даже вонючих камер нет, одни сточные канавы, — с презрением произнес он. — Шамиль, есть еще одна поговорка — бабушка надвое сказала. Утром ты хотел нас расстрелять, а мы до сих пор живы и здоровы. Все шестеро узников, которых ты заточил в свою помойную яму. — Нет, дорогой, и на старуху бывает проруха, — похмыкал в усы террорист. — Не получилось в это раз, получится в другой, у вас еще все впереди. — У тебя тоже. — Но я надеюсь избежать праведного гнева русского народа, который уважает меня и понимает, что я перед ним ни в чем не виноват. Если бы ваши денежные мешки с псами-генералами не трогали чеченцев, мы бы не ходили на Буденновск и на Первомайское, а спокойно жили бы своей жизнью.
