Ознакомительная версия.
— Он принадлежит Гвидру ап Артуру, господин.
— А что делает знамя Гвидра в Думнонии? Мгновение-другое я думал, а не солгать ли. Не притвориться ли, что я привез знамя в дань Мордреду? Ну да он все равно мне не поверит, и, что еще хуже, я буду сам себя презирать за эту ложь. И я вскинул голову.
— Я надеялся поднять его при вестях о твоей смерти, о король.
Правдивая речь застала Мордреда врасплох. Толпа загудела, но король лишь барабанил пальцами по подлокотнику кресла.
— Ты сам объявил себя предателем, — проговорил он спустя какое-то время.
— Нет, о король, — возразил я. — Я надеялся на твою смерть, но я ничего не сделал, чтобы ее приблизить.
— Ты не поехал в Арморику спасать меня! — заорал он.
— Это правда, — признал я.
— Почему? — зловеще осведомился Мордред.
— Потому что не захотел пожертвовать добрыми воинами ради всякого сброда, — отозвался я, указывая на Мордредовых людей. Те рассмеялись.
— И ты надеялся, что Хлодвиг убьет меня? — осведомился Мордред, когда смех стих.
— Многие на это надеялись, о король, — откликнулся я, и снова моя честность его словно бы озадачила.
— Так назови мне хоть одну причину, лорд Дерфель, отчего бы мне не убить тебя здесь и сейчас, — приказал Мордред.
Я помолчал и пожал плечами.
— Я не могу измыслить такой причины, о король. Мордред обнажил меч, положил клинок на колени, опустил ладони на лезвие.
— Дерфель, — возвестил он, — приговариваю тебя к смерти.
— Уступи его мне, о король! — жадно вызвался Лохольт. — Мне! — Толпа шумно поддержала юнца. Всем не терпелось полюбоваться на мои муки и медленную смерть: тем вкуснее покажется ужин, что стряпали на вершине холма.
— Ты вправе забрать его кисть, принц Лохольт, — постановил Мордред. Он встал и с обнаженным мечом в руке осторожно заковылял вниз по горе голов. — Но право забрать его жизнь принадлежит мне, — объявил король, подходя вплотную. Он подсунул лезвие меча мне промеж ног и мрачно усмехнулся. — Прежде чем ты умрешь, Дерфель, мы заберем у тебя не только руки.
— Но не сегодня! — прозвучал из задних рядов резкий голос. — Не сегодня, о король! — Над толпой поднялся ропот. Мордреда такое вмешательство скорее поразило, нежели оскорбило; он промолчал. — Не сегодня! — повторил голос, и я, обернувшись, увидел, что сквозь возбужденную толпу невозмутимо шагает Талиесин, а люди расступаются перед ним, пропуская вперед. Он нес арфу и небольшой кожаный мешок, а еще при нем был черный посох, так что выглядел он в точности как друид. — Я назову тебе весьма вескую причину, почему Дерфеля никак нельзя убить нынче ночью, о король, — промолвил Талиесин, выходя на открытое место перед курганом отрубленных голов.
— Ты кто? — вопросил Мордред.
Талиесин пропустил вопрос мимо ушей. Вместо того он подошел к Фергалу; эти двое обнялись и расцеловались, и лишь после подобающего приветствия Талиесин обернулся к Мордреду.
— Я — Талиесин, о король.
— Артуров прихвостень, — издевательски бросил Мордред.
— Я никому не служу, о король, — спокойно произнес Талиесин, — а поскольку ты предпочитаешь оскорблять меня, слова мои останутся не высказаны. Мне все равно. — Он повернулся спиной к Мордреду и зашагал было прочь.
— Талиесин! — окликнул его Мордред. Бард молча обернулся. — Я не хотел тебя обидеть, — произнес Мордред, не желая навлекать на себя вражду чародея.
Талиесин замешкался, затем кивнул, принимая извинения короля.
— Благодарю тебя, о король, — промолвил он. Говорил он торжественно и серьезно, и, как оно и подобает друиду, беседующему с королем, без особой почтительности или благоговения. Талиесин славился как бард, а не как друид, но здесь все воспринимали его как друида в полном смысле этого слова, а он явно не собирался выводить людей из заблуждения. Тонзуру друида дополнял черный посох, говорил он звучно и властно и поприветствовал Фергала как равного. Талиесин явно хотел, чтобы в его обман поверили, ибо на друида запрещено поднимать руку, даже если друид этот из вражеского лагеря. Друиды на поле боя и то в безопасности, и Талиесин, изображая друида, обеспечивал себе полную неприкосновенность. Бард таким правом не обладал.
— Так поведай мне, отчего эту тварь, — Мордред указал на меня мечом, — нельзя убить прямо здесь и сейчас.
— Несколько лет назад, о король, — проговорил Талиесин, — лорд Дерфель заплатил мне золотом, чтобы я навел чары на твою жену. Эти чары делают ее бесплодной. Я взял пепел мертвого младенца и набил им утробу лани: так свершен был магический обряд.
Мордред оглянулся на Фергала, тот кивнул.
— Воистину есть и такой способ, о король, — подтвердил ирландский друид.
— Это неправда! — заорал я, но Лохольт вновь двинул меня в лицо серебряной культей. Из-под медвежьих когтей брызнула кровь.
— Я могу снять чары, — невозмутимо промолвил Талиесин, — но обряд нужно провести, пока лорд Дерфель жив, ибо о заклятии просил он; а если я попытаюсь расколдовать Арганте сейчас, на закате, толку в том не будет. Я сниму чары на заре, о король, ибо магию должно развеять, пока встает солнце, или твоя королева навсегда останется бездетна.
Мордред вновь оглянулся на Фергала. Косточки, вплетенные в бороду друида, сухо звякнули: он кивнул в знак согласия.
— Талиесин говорит правду, о король.
— Он лжет! — запротестовал я.
Мордред убрал меч обратно в ножны.
— Почему ты оказываешь мне эту услугу, о Талиесин? — спросил он. Бард пожал плечами.
— Артур стар, о король. Мощь его убывает. Друиды и барды ищут покровительства там, где власть набирает силу.
— Мой друид — Фергал, — отозвался Мордред. Я считал его христианином, но, услышав, что король вернулся к язычеству, нимало не удивился. Хорошего христианина из Мордреда так и не вышло; впрочем, по мне то был наименьший из его грехов.
— Я сочту за честь учиться у моего собрата, — промолвил Талиесин, кланяясь Фергалу, — и я поклянусь следовать его наставлениям. Я ничего не ищу, о король, но ежели невеликая моя сила послужит твоей вящей славе, я буду рад.
Талиесин говорил складно. Вкрадчиво обольщал сладкой речью. Никаким золотом ни за какие чары я ему не платил, но все ему поверили, а больше всех — Мордред с Арганте. Вот так Талиесин Сияющее Чело купил мне лишнюю ночь жизни. Лохольт остался разочарован, но Мордред пообещал ему мою душу в придачу к руке, и в ожидании рассвета это его немного утешило.
Обратно к хижине мне опять пришлось ползти на четвереньках под градом ударов и тычков. Спасибо, насмерть не забили.
Ознакомительная версия.
