— Ты не из Каталло? — спросил Сабан. Он всё ещё почти ничего не знал о Килде, но её интонация выдавала, что язык Каталло ей не родной. Он знал, что ей меньше двадцати двух лет, но она была незнакомкой для него.
— Меня продали в рабство ребёнком. Моё племя живёт на берегу восточного моря. Жизнь там трудна, а дочерей ценят за то, что их можно продать. Мы поклоняемся богу моря Кромадху, и Кромадх выбирает, какие девочки будут проданы.
— Как?
— Нас уводят далеко по илистому побережью и заставляют убегать от прибывающего прилива. Самые быстрые выходят замуж, а медлительных продают, — она пожала плечами. — Ну а самые медленные тонут.
— Ты была медлительной?
— Я специально бежала медленно, — ровно сказала она, — потому что мой отец избивал меня. Я хотела сбежать от него.
Теперь она направлялась на юг, приближаясь к храму. Ни жрец, ни охранник не видели, как они повернули далеко в полях, и только свет луны освещал стерню.
— Если кто-то увидит нас?
— Тихо, — предостерегла она его, и они вдвоём забрались на крутой меловой склон вала под зловещими взглядами волчьих черепов. Килда первой добралась до вершины и легла на землю. Сабан припал рядом с ней.
Сначала они ничего не увидели в обширном храме. Большой костёр горел возле хижины Орэнны, и его бешеное пламя отбрасывало мерцающие тени валунов через темнеющий ров на внутренний склон мелового вала. Дым от костра клубился и поднимался к звёздам, его нижняя часть освещалась красным от костров в селении.
— Твой брат пришёл в Каталло сегодня вечером, — зашептала Килда в ухо Сабану, затем указала в дальнюю часть храма, где Сабан увидел чёрную тень, отделившуюся от камня.
Он понял, что это Камабан, так как даже с такого расстояния, и хотя человек был закутан в мантию быка-танцора, он увидел, что силуэт слегка прихрамывает. Большая шкура свисала с его плеч, голова быка билась над лицом, а копыта и хвост мёртвого животного волочились по земле. Человек-бык медленно сделал несколько неуклюжих танцевальных движений, переступая из стороны в сторону, замирал, снова начинал танец, и пристально вглядывался вокруг себя. Затем он завыл, и Сабан узнал голос.
— В твоём племени, — зашептала Килда, — бык это Слаол, да?
— Да.
— Значит, мы видим Слаола, — презрительно сказала Килда.
Потом Сабан увидел Орэнну. Или вернее он увидел мерцающую светлую фигуру, вышедшую из тени хижины и быстро побежавшую через храм. Белые искорки колыхались в воздухе позади неё.
— Перья лебедя, — сказала Килда, и Сабан понял, что его жена одета в плащ, подобный её плащу с капюшоном с перьями соек, только этот был унизан перьями лебедя. Он казался сияющим и придавал ей неземной вид. Она в танце удалялась от Камабана, который зарычал в притворной ярости и бросился к ней, но она с лёгкостью увернулась от него и побежала вдоль окружности храма.
Сабан знал, чем заканчивается этот танец, и закрыл лицо руками. Ему захотелось броситься вниз и убить своего брата, но Килда положила руку ему на спину.
— Это их мечта, — спокойно сказала она, — мечта, которая двигает храм, который ты строишь.
— Нет, — сказал Сабан.
— Храм должен воссоединить Слаола и Лаханну, — безжалостно сказала она, — и богам нужно показать, как это должно быть. Лаханна должна научиться своим обязанностям.
Сабан поднял взгляд и увидел, что Камабан прекратил погоню и встал рядом кучей даров возле алтаря. Орэнна смотрела на него, временами делая прыжки по сторонам и робко приближаясь, а потом опять пугливо отбегала в сторону. Тем не менее, неуверенные шаги постоянно приближали её к огромному быку.
Это мечта, понимал Сабан, но в нём кипел гнев. «Если он убьёт Камабана сейчас, — подумал он, — мечта погибнет, так как только Камабан горел желанием построить храм. А храм должен воссоединить Слаола и Лаханну. Он прекратит зиму, изгонит все земные проблемы».
— Дирэввин велела тебе привести меня сюда? — спросил он Килду. — Чтобы я убил своего брата?
— Нет, — она, казалось, удивилась его вопросу. — Я привела тебя сюда, чтобы ты увидел мечту своего брата.
— И мечту моей жены тоже, — с горечью сказал он.
— Она твоя жена? — презрительно спросила Килда. — Мне говорили, что она обрезала свои волосы как вдова.
Сабан снова посмотрел на храм. Орэнна уже была рядом с Камабаном, и всё ещё казалось, что она не хочет подходить к нему. Она сделала несколько быстрых шагов назад и танцуя плавно и грациозно, двинулась в сторону. Потом медленно опустилась на колени, и тёмный силуэт быка бросился вперёд. Сабан закрыл глаза, понимая, что Орэнна покоряется его брату так же, как Лаханна должна покориться Слаолу, когда храм будет закончен. Когда он снова открыл глаза, он увидел плащ с перьями, отброшенный в сторону и обнажённую спину Орэнны — стройную и белую в свете костра. Сабан зарычал, но Килда крепко охватила его рукой.
— Они играют в богов, — сказала она.
— Если я убью их, — сказал Сабан, — храма не будет. Не этого ли хочет Дирэввин?
Килда покачала головой.
— Дирэввин верит, что боги воспользуются храмом так, как захотят, а не так, как хочет твой брат. А чего хочет Дирэввин от тебя — это жизнь её дочери. Вот почему она отдала Ханну тебе. А если ты убьёшь их, не будут ли мстить? Останешься ли ты в живых? Останутся ли в живых твои дети? Останется ли в живых Ханна? Люди думают, что эти двое — боги, — она кивнула в сторону храма, но всё, что Сабан мог теперь видеть, была огромная сгорбленная фигура в плаще быка, и под ним, он знал, соединялись его жена и его брат. Он закрыл глаза и задрожал, а Килда обняла его руками и крепко сжала. — Дирэввин говорила с Лаханной, — зашептала она, — и твоя задача сейчас вырастить Ханну.
Она перекатилась на него, прижав к земле своим телом, и когда он открыл глаза, он увидел, что она улыбается, и увидел, что она красива.
— У меня нет жены.
Она поцеловала его.
— Ты выполняешь работу Лаханны, — тихо сказала она, — вот почему Дирэввин прислала меня.
Наутро в храме остался только пепел, но урожай был убран, и работа над длинными камнями, наконец, возобновилась.
* * *
Салазки под самым длинным камнем были сделаны, уклон закончен, кожаные верёвки лежали на траве, и теперь самое многочисленное стадо волов, которое Сабан когда-либо видел, собралось на склоне холма. У него была сотня животных. Ни он, ни один из погонщиков никогда не управлялись с таким многочисленным стадом, и сначала, когда они попытались привязать животных к камню, волы перепутались между собой. Понадобилось три дня, чтобы научиться, как направить верёвки к брёвнам, от которых дополнительные верёвки вели к запряжённым волам.
