Многие дни и недели Франсуа, Жозеф, Жак Адальберт, Деодат, а вскоре и Феррандо, приехавший из Милана, обсуждали тайну карты. Жанна жалела, что Франц Эккарт, который вернулся в свой павильон в Гольхейме, не принимает участия в спорах.
Никто так ничего и не понял. Жозеф раздобыл оттиск карты, некогда отпечатанной Тосканелли в Генуе: свиток, который жаждали получить португальцы, нисколько не походил на нее. Силуэт большого острова, окруженного множеством маленьких, отличался от рисунка самого Тосканелли. К примеру, последний считал, что Антильские острова находятся совсем близко от Канарских, — неизвестный же географ поместил их гораздо дальше к западу. Тосканелли расположил большой остров, названный Сипангу, перед большим островом на западе — на карте неизвестного географа он отсутствовал.
Угроза эпидемии чумы, вспыхнувшей на противоположном берегу Рейна, неожиданным образом пришла им на помощь.
Жозеф узнал, что среди беженцев из Нюрнберга находится его давний знакомец Мартин Бехайм; тот остановился на постоялом дворе «Золотая лошадь», и Жозеф пригласил его на ужин.
Бехайм пришел вместе с женой, фламандкой с большими улыбчивыми глазами. Будучи учеником великого математика Региомонтана, он пользовался большим уважением при всех европейских дворах, где уже хорошо понимали, что знание очень часто приносит власть и, следовательно, богатство. Это был дородный человек с тонким бледным лицом и очень живым взглядом, который словно постоянно выискивал какой-то неуловимый предмет.
Жозеф, Феррандо и Франсуа рассказали ему о загадочной карте работы неизвестного мастера. Жак Адальберт внимательно следил за беседой.
Бехайм внезапно пришел в волнение. Казалось, что-то его тревожит и беспокоит. Он не сразу сумел подобрать слова.
— Западный путь существует! — воскликнул он, наконец. — Я пытался убедить в этом Жуана Португальского! Тот не пожелал отказаться от прежнего пути вокруг Африки, который длится шестнадцать месяцев и чрезвычайно опасен!
Взгляд его черных глаз блуждал по потолку. Сотрапезники молча наблюдали за ним, не смея прервать ход его мыслей. Быть может, он обладает ключом к тайне, за которую Софи-Маргерит заплатила жизнью.
— Да, — повторил Бехайм, — путь на запад существует. Но я не уверен, что он ведет в Индию.
— Куда же он ведет? — спросил Жозеф.
— Я не знаю.
Ему показали таинственную карту. Волнение его усилилось.
— Автора я не знаю! — сказал он. — Но у него есть сведения, которых ни у кого нет! Он прав! Прав! Возможно, на западе находятся незнакомые нам земли.
Вновь Жанна подумала о предсказании Франца Эккарта.
— Почему Тосканелли не учел эти сведения? — спросил Франсуа.
— Известная вам карта его работы устарела. А в верности этой он, видимо, не был уверен, если вообще знал о ее существовании.
— Как это — «если знал о ее существовании»? — в один голос спросили Франсуа и Феррандо. — Ведь это он принес ее нам!
Бехайм заметно удивился:
— Он принес ее вам? Как давно?
— Примерно десять месяцев назад, — ответил Феррандо.
Бехайм с насмешкой посмотрел на них.
— Тосканелли лет восемь как умер, — сказал он.
Пришла их очередь удивляться. Феррандо воскликнул:
— Значит, его сын?
— Ему сейчас лет двенадцать-тринадцать.
Все были настолько ошеломлены, что погрузились в молчание.
— Кто же мог заполучить эту карту? И кто хотел напечатать ее в нескольких экземплярах? — спросила Жанна.
— Не знаю, — ответил Бехайм. — Кто принес ее вам?
— Высокого роста, самоуверенный и немногословный, — ответил Феррандо.
— Это был Христофор Колумб.
Они озадаченно смотрели на него.
— Но зачем бы ему разыгрывать комедию? — спросил Франсуа.
— Я был знаком с Колумбом, — сказал Бехайм. — И даже считал наши отношения дружескими. Но честолюбие заставляет его все время менять маски. Он суетливый, склонный к авантюрам притворщик.
— Почему же он передумал?
— Наверное, решил сохранить тайну этой карты для себя одного, — ответил Бехайм.
— Но каким образом узнали о ней двое португальцев, похитивших мою жену?
Бехайм на мгновение умолк.
— Этого я не знаю, — произнес он, наконец. — Вероятно, от какого-нибудь шпиона. За Колумбом все время шпионят. Он ведь генуэзец, и испанцы ему не слишком доверяют. А двойная игра с королем Португалии не добавила уважения к нему и в этой стране. Кто-то выведал, что он посетил вашу мастерскую в Генуе до вашего отъезда и попросил сделать гравюру с карты.
Бехайм взмахнул рукой.
— Знаете, — сказал он, — есть одна невероятная история, в которую никто не верит. Будто бы лет пятьдесят назад португальское судно, шедшее вдоль берегов Африки, попало в сильный шторм и его понесло на запад. Через четыре дня его прибило к большой земле: это оказался целый континент, где живут голые люди. Растительность там роскошная, птицы, каких никто не видывал, а тамошние змеи могут проглотить целого барана. Это была не Индия, которую мы уже давно знаем, и, по описаниям моряков, там ничего похожего нет. Дикари встретили португальцев как сверхъестественных существ. Они кормили их и помогли починить корабль. Но когда моряки вернулись в Лиссабон, их подняли на смех и объявили сумасшедшими, настолько рассказы их казались необыкновенными.
Все присутствующие погрузились в раздумья.
— И это они нарисовали карту? — спросил Франсуа.
— Нет, — ответил Бехайм. — Смотрите: на рисунке у побережья несколько сотен, быть может, даже тысяч мелких островов. У португальских моряков не было времени исследовать все эти земли. Карта, видимо, составлена на основе китайских свитков, которые я видел собственными глазами.
— Китайских? — удивился Жак Адальберт.
— Да. Они великие мореплаватели. Добирались до юга Африки, иными словами, заходили в Великое море за Геркулесовыми столбами. Все время двигаясь на запад, они доплыли и до этого континента.
— И каков он, этот континент? — спросил Жак Адальберт.
— Он ломится от золота! — ответил Бехайм. — Рассказывают о семи великолепных городах, где золота больше, чем во всей Европе.
Жанна слушала и выглядела все более задумчивой. Мошки, плясавшие вокруг свечей, напоминали ей Людей, которых манят золотые миражи.
— Но теперь партия кажется мне проигранной, — с сожалением сказал Бехайм. — Путем в Индию завладели испанцы! Они будут купаться в золоте. Жуан Португальский поймет свою ошибку, когда увидит их богатства.
В словах его звучала горечь. Он залпом допил свое вино. Горечь испытывал и Франсуа. Португальцы, явившиеся в его мастерскую, были всего лишь алчными мечтателями, но стали невольными убийцами.
