Вскочил с постели весь сырой. Третий сон и третий кошмар. Что происходит? Каждый раз снится сон по одной теме. Что-то из прошлого, из истории. Кажется, что-то касающегося меня? Понять бы что.
Время три часа. Спать уж не буду. Стал собираться. В принципе всё готово ещё с вечера. Вещи уложены в сумы, бронь в мешке, и скатана в плотную упаковку. Шлем в другом мешке. Сабля, копьё, щит увязаны вместе. Нагрел чайник, сделал бутербродов с собой, пока жарилась яичница. По-быстрому поел.
Пора.
Ухватил сразу всё, от натуги и крякнул. Тяжело. Придётся, хотя б до окраины леса, тащить всё по отдельности. Час потратил на переноску. Потом нагрузил всё на себя, потащился к дубу.
Уф! Отдыхать. Сбросил весь груз рядом с поваленным деревом и плюхнулся на ствол. Приложился к двухлитровой бутылке с квасом. Пополнил запас воды, вышедшей потом. Хорошо хоть оделся в комок, который собирался вместе с бельём сменить у дуба. Взмок так, что футболкой можно пол в моём доме вымыть. С потом стекла вся мазь от комаров и теперь это божье наказание клубилось вокруг меня тучей. Намазался ещё раз. Надолго ли? До дуба ещё полтора километра переться. Этот перекур, какой по счёту? Посмотрел в пачку, осталось десять сигарет, у посёлка закурил первую, значит перекур уже десятый. Пока курил, вспоминал вчерашний день.
После закупок продуктов и медикаментов, заехал на кладбище.
Под маленькой берёзкой, что росла рядом с оградой, стояло общее надгробие. Погладил гранит и чуть постучал. Поздоровался. С одной, общей фотографии на меня смотрели отец и мать. Молодые. Отец в парадной форме, с наградами в три ряда, рядом мама в светлом костюме. Это фото мне всегда нравилось.
Сел на лавку рядом. Стал рассказывать как жил последнее время. Что со мной произошло. Ничего не утаил. И сказал куда собираюсь. Помолчал.
Встал на колени и прикоснулся к граниту.
— Простите меня. Простите за то, что редко бываю здесь. Простите, что ухожу далеко, возможно не вернусь.
Затихшая было листва берёзы, снова зашумела. Показалось, что берёза шепчет мне ласково, как мама когда-то. И вдруг стало легко на сердце. И показалось, что строгий взгляд отца на фотографии стал мягче, а мама улыбнулась. Как благословление получил.
— Прощайте.
Поднялся и пошел к машине, а вслед мне шурша листвой прощалась берёза.
Наконец, протиснувшись через кордоны из ёлок, вышел к дубу. Сбросил поклажу и рухнул на землю. Ох, сил нет. Всего километра четыре, а с таким весом, через совсем не парковому лесу, как сорок кеме. Блин, как мне быть, если лошадей не найду?
На пригорок подняться со сем скарбом не смог, и просто перекидал вещи на верх, потом забрался сам. Решил перекус устроить. Достал бутерброд и сжевал под остаток кваса. Откинулся на спину. Комарья нет, красота! Им здесь табу что ли? Хорошо бы его на меня распространить и мази никакой не надо.
Стал переодеваться. Сложил всё снятое рядом. Пусть тут пока лежит. Обтёрся влажными салфетками, а то потом прёт, как от ломового коника. Натянул комплект белья с завязками, галифе, рубаху. Надел налатник, кольчугу, наплечники, шлем. Подпоясался ремнём, от портупеи. Пристегнул саблю, большой охотничий нож, и набор метательных ножей. Оглядел остальное. Двухлитровые пустые бутылки из-под кваса лежали рядом. Взять с собой? Возьму, для воды. Отрезал от верёвки кусок и привязал к горловинам. Навьючил на себя увязанные вместе вещи, повесил переметную суму. Шагнул к дубу.
— Ну, с Богом!
Положил правую ладонь на кору. Стало тихо, лес как-будто замер. Левой рукой хлопнул по стволу.
Ничего.
Лес потихоньку наполнился привычным шумом. Где-то сверкнуло. Гроза?
Я там или тут?
— Кгарррг!
О! Здорово, друг! В первый раз ты меня не испугал. Я показал ворону язык. Он развернулся боком, раскрыл клюв и хлопнул крыльями.
— Здравствуй, мил человек.
Обернулся. Справа, на покрытом мхом камне, сидел леший. В своей любимой позе, руки на клюке, подбородок на руках.
— И тебе долгих лет не болеть, леший.
Он хохотнул:
— Мы не болеем. Как умирает древо, умираем мы. Но, спасибо, однако.
— Дед давай, хоть, познакомимся, а то как-то неудобно, ты мне мил человек, я тебе дед, да леший. — Я скинул вещи на землю и выпрямился. — Меня зовут Владимир Иванович Велесов. А тебя?
Дед, не вставая, поднял голову.
— Я дух древа этого леса. И имя мне Кочур. По фамилии можешь звать Дубовой.
Ну конечно, Дубовой! Как же ещё? Но постарался не улыбаться. Кочур оглядел меня.
— Вижу, подготовился ты славно, Владимир сын Иванов. Добрые латы у тебя. Аж-но смотреться них можно, мыслю серебреные?
— Нет, Кочур, не серебро это. Сталь.
Откуда ему знать про нержавейку. Васька, кроме кольчуги, всю броню сварганил из неё родимой. Только щит он не сделал. Он моего изготовления. Потратил на него всего полтора часа. Из трёхмиллиметрового листа нержавейки, что была мастерской у Васькиной кузни, я болгаркой вырезал овал длиной метр двадцать на полметра. Приклепал к двенадцати миллиметровой фанере, что влажности не боится. Потом электролобзиком обрезал по кругу, прибавив пять сантиметров. На металле нарисовал Георгия Победоносца, срисовав его с герба Москвы. Фанеру покрасил серой краской. Получился приличный щит.
Кочур с интересом рассматривал рисунок. Потом наставил на щит палец.
— Это изображение Бога?
— Нет, это ангел. — Я вспомнил то, что хотел спросить в прошлый раз. — Дубовой, в прошлый раз, я спросить тебя хотел — почему я не мог дотронуться до человека? Рука постоянно сквозь тела проходила.
Дубовой улыбнулся:
— А тебе сила древа передалась. Ты стал невидим для людей. И коснуться не мог никого.
Странно, что-то темнит леший.
— Ладно, а почему тогда я того степняка смог скрутить?
— Это мне не ведомо. — Нахмурился он. — Но, мыслю, ответ найдётся.
— А как я сейчас буду, как в прошлый раз, невидим. Или буду как нормальный человек.
— Как все люди. — Дубовой кивнул и закрыл глаза.
У меня вопросов ещё много.
— Кочур, я понимаю, шансов выжить в этом мире у меня не много. Точней, их совсем нет, хочу знать когда? Успею ли сделать то, что задумал.
Леший пожал плечами.
— Любопытный ты тип, Владимир Иванов сын. Как говорят люди, Бог располагает. Но жить ты будешь долго.
Ух, и на том спасибо.
— Память тебе поможет. — Леший показал на древо. — Помни отцов своих.
Память? Что он имеет виду?
— Это ты о чем, Дубовой?
Но леший промолчал.
— Кгарррг!
Кочур глянул на ворона, кивнул.
— Вестник будет прилетать, слушай его.
