Большую часть Агранцев прошел сам, и только под самый конец, когда дома состоятельных горожан остались позади и начались китайские выселки, ротмистр обессилел. Тут уже понесли его на руках, на пару с вахмистром. Еще в «штабе» Павел Романович наложил раненому тампонированную повязку, что остановило кровотечение. Но и только.
Китаец и китаянка оказались на месте — словно и не было этих нескольких часов. Вахмистр сказал им что-то на местном наречии, показал на Агранцева. Те согласно закивали, не выказав ни малейшего удивления.
Оставив ротмистра на их попечение, поспешили за околицу, в лес. Там, на опушке, Дохтуров окликнул Анну Николаевну. Сперва тихо, потом погромче.
Никакого результата.
Затененная кустами ложбинка, где они оставили мадемуазель Дроздову, была пуста. Куда ж она подевалась? И ни записки, ни какого-нибудь знака.
Павел Романович огляделся по сторонам. Давно миновал полдень, становилось жарко. Солнечный свет сеялся сквозь листву, светлыми пятнами разбегаясь по лесной подстилке. Где-то поблизости, невидимая, заливалась птица неизвестной породы. Послышалось шуршание, мелькнула маленькая тень. Павел Романович повернулся — на ближней сосне, глядя из-за ствола, притаилась белка. Увидела Дохтурова, блеснула глазами-бусинками, зацокала.
— Ваше благородие, вы говорили, будто коней-то недалече оставили? — неловко спросил вахмистр. Он тяжело дышал и вид все время имел самый виноватый — понимал, что в критический момент оказался не на высоте положения. Но у Павла Романовича не было к нему претензий.
— Да, где-то здесь. Их стреножили, так что они не могли уйти далеко. И вот что: прекратите глаза прятать! Нисколько я вас не виню. Такая там карусель закрутилась… Я виноватей вашего, у меня ведь руки оставались свободны.
— Эх, доктор! Вы — человек штатский, а мне по службе положено…
— Что положено? Воевать в одиночку против целого батальона? Все, довольно. Давайте лучше искать нашу знакомую.
Искали долго, но тщетно. К тому же поиски сдерживались тем обстоятельством, что ни вахмистр, ни Павел Романович не решались кричать особенно громко — неизвестно, кто тут мог шнырять по соседству.
— Ушла, — заключил вахмистр спустя четверть часа безрезультатных розысков. — Вона как все облазили. Котенка б сыскали, не то что девицу.
— Да не могла она уйти, — сказал Дохтуров. — Некуда.
— Ну… — Вахмистр не закончил.
Павел Романович понял его без слов: если ушла не по своей воле — значит, увели насильно.
Этого только не хватало.
— А знаете, коней-то здесь нет, — вдруг сказал вахмистр.
— С чего вы взяли?
— Вот и видно, что вы человек городской, хотя и ученый, — вахмистр пригладил усы. — Мы ведь как есть все облазили, а конских яблок нигде не видали. Вот вам, скажем, они попадались?
— Нет как будто.
— Значит, и лошадок нету поблизости.
Похоже, он был прав. Тогда следовало возвращаться и там уж решать, как быть дальше.
Сверху послышалось знакомое цоканье. Кружась в воздухе, просыпались чешуйки разодранной шишки. Белка?
Павел Романович поднял голову. И прямо над собой, саженях в трех над землей, увидел Дроздову. Она устроилась в развилке, тесно прижавшись к стволу.
— Анна Николаевна!
Никакого эффекта. Неужели спит? Но тогда каким образом удерживается на такой высоте?
Пришлось сломить длинный прут и, встав вахмистру на плечи (закряхтел, но выдержал), пощекотать мадемуазель лодыжку (надо заметить, совершенно прелестную).
Она открыла глаза со второй попытки.
— …а коней я сама отпустила, — смущенно говорила Анна Николаевна спустя четверть часа, когда возвращались тропинкой к знакомой фанзе. — Понимаете, после того как раздался этот ужасный взрыв… — Она вздохнула, заново переживая случившееся. — Я поняла, что броненосный поезд уничтожен, а потому помощи взять неоткуда. И мне оставалось только вас дожидаться.
— А лошадей-то зачем? — хмуро спросил Павел Романович.
— Боялась, заметят. А заодно и меня… Представляете, все время казалось, будто кто-то крадется. Я потому и на дерево забралась.
— Ну, вы отчаянная, — с деланым восхищением сказал вахмистр. — Ровно как моя старшая.
Анна Николаевна на это ничего не ответила. Она вообще была не слишком приветлива с жандармским унтером — после того как Дохтуров представил их друг другу. Сказывалось, вероятно, сословное предубеждение к голубым мундирам. Хотя глупо, конечно.
Ребров это понял — замолчал и более не заговаривал.
— И как там, на сосне? — осведомился Дохтуров. — Спокойнее?
— Да. — Анна Николаевна улыбнулась. — Я даже заснула. Только сперва кушачком привязалась…
Дохтуров только головой покачал. Впрочем, можно ли строго спрашивать с девушки? Разумеется, ей было страшно. Особенно учитывая близкое ее знакомство с людьми из красного батальона.
— А где же наш ротмистр? Он в секрете, да?
— Он ранен, — ответил Дохтуров. — Мы оставили его в фанзе.
— Боже мой! — Дроздова остановилась, поглядела на Павла Романовича округлившимися глазами. — Это серьезно?
— Я надеюсь, не очень, — уклончиво сказал Павел Романович.
— Что же мы станем делать?
— Будем пробиваться к своим.
Он чуть не сказал: «На лошадях бы получилось быстрее», — но сдержался.
— Пойдемте же, пойдемте скорей! — Дроздова заспешила вперед всех по тропинке. — Он, может, сейчас истекает кровью!
Павел Романович, ощутивший мгновенный укол ревности, промолчал и прибавил шаг.
* * *
Запах в погребе был просто ужасный.
Анна Николаевна, спустившись, даже пошатнулась, и рука ее невольно взметнулась к лицу — зажать нос. Но все же удержалась, застыла, глядя расширившимися глазами на ротмистра.
Света было немного — две масляных лампы на стенах. Агранцев лежал навзничь, на том самом тряпье, что недавно служило постелью вахмистру и Симановичу. Рядом — таз с горячей водой. Несколько белых, относительно свежих лоскутов ткани — их тоже дала китаянка.
Дышал ротмистр трудно, но был в сознании. У него уже начиналась горячка, глаза сухо блестели в неверном желтоватом свете.
— Дождались все-таки, — сказал он Дроздовой. — Зря. Надо было одной уходить. Ну да теперь что… Уж не взыщите, что беседую лежа. Pardon, однако мой ливер, так сказать, несколько потревожен.
Ротмистр говорил коротко, отрывисто.
Павел Романович с возможной тщательностью вымыл руки, опустился рядом с Агранцевым. Приподнял одежду.
Дроздова негромко вскрикнула.
— Тихо, тихо… — Вахмистр повлек ее в сторону.
