— Все понятно… Кроме страха Людмилы перед ночью. И кроме мертвой девушки в раскопе. Это что, тоже устрашение?
Какое-то время собеседники молчали, уставившись в скатерть.
— Нет, конечно же, не устрашение… Тут вот какое дело: самые страшные существа — это члены рода тохар… Но те, кто не хочет вступить в род и подчиняться правилам и законам жизни рода. Таких созданий иногда используют покойные члены рода… Эти существа отлично подходят, чтобы кого-то пугать, или для грязной работы.
— Например, шею свернуть?
— Да, например! Но с девушкой в Камызе другой случай… Эти твари… Нехорошо так о родственниках, но по-другому и не скажешь… Они часто выходят из подчинения, и тогда неприятны: например, сильно гадят живым.
— Но и тогда они полезны — например, напугают экспедицию…
— Зря вы так, Владимир Кириллович, зря… С вами ведь тоже были проблемы: никто ведь не знал, к какой категории относитесь вы лично, Владимир Кириллович, и потому проверка затянулась. Все просто.
Володя выхлебал еще полстакана.
Он испытывал неприятное глухое чувство униженности. И вместе с тем — приятное ощущение сданного неизвестно кому экзамена. И гордость за удивительный народ, который пять тысяч лет назад начал свой таинственный путь, расселение по всей Азии и Европе. За народ, который заложил основы всей современной цивилизации, и к которому он принадлежал. За эту принадлежность он тоже испытывал гордость. Была привычная мысль — он продолжал некий интеллектуальный процесс; процесс научного познания мира. То, что началось еще во времена шумерийских жрецов, продолжалось в садах Академа и в Мусейоне, в университетах средневековой Европы, теперь продолжалось Володей и такими же, как он. Теперь он оказался продолжением еще одного процесса. Из невыразимой глубины времен шла цепочка людей, и он, Володя, был одним из этой цепочки, не прерывавшейся ни одного поколения.
Эта мысль породила еще один вопрос, всерьез озаботивший Володю:
— Послушайте… А мои сыновья? Они смогут стать тохарами?
И услышал то, что ожидал:
— Разве тохары расисты? Все будет зависеть от них.
ГЛАВА 39
Опять восточный берег озера
15 июля 1993 года
Володя проснулся от того, что кто-то что-то ронял… вроде бы в комнате. Володя начал просыпаться, заворочался — и оказалось, что роняют какие-то предметы вовсе не в комнате, а в сенях. Что за черт! Кто-то ходил в сенях, отделенных от комнаты тонкой стенкой, шебуршился около дверей. Никак местные грации явились искать еду или деньги! Или что угодно — лишь бы украсть и пропить.
Володя начал вытягивать засов, чтобы разобраться с нахалом.
— Не открывай!
Володя и послушался бы Люды, — в конце концов, она лучше знает местные условия. Но к этому моменту засов уже отошел, и не оставалось ничего, как отворить дверь с классическим «Я т-тебе…». Как понимал Володя, сейчас бы самое время задать стрекача мелкому жулику, раз уж он прокололся, нашумел, вызвал внимание хозяев. К его удивлению, забравшийся в сени забулдыга предпринял прямо противоположные действия — двинулся в его сторону.
Стоя в душистой от сохнущих трав темноте, Володя слышал громкие шаги, скрип половиц, ощущал мерзкое зловоние. «Ну и нечистоплотное создание! Что он там, еще и обосрался?»
— Владимир! Немедленно назад!
Володя сделал шаг назад — в основном чтобы видеть Людмилу и сказать ей, как она глупо себя ведет. К его изумлению, верная подруга, не потрудившись накинуть халата, стояла с топором в правой руке. «Вот бесстыдница!» — рассердился Володя. В конце концов, какое он ни ничтожество, этот бич, нечего ходить при нем в таком виде. Начав поворачиваться, чтобы сказать Людмиле пару ласковых, Володя держал в поле зрения и сени — благо теперь он не заслонял свет. Жалкий он был, этот источник света от керосиновой лампы, но все же позволил рассмотреть то, что надвигалось из глубины. И это надвигавшееся оказалось таким, что в первый момент Володя оказался совершенно парализован.
Из глубины сеней какими-то рывками шла к нему темно-коричневая, в адском свете керосинки — попросту черная рожа без носа и с обнаженными, без губ, мертвенно сверкавшими зубами. Над провалом, где должен быть нос, сверкали желтые круглые глаза, и эти глаза много раз потом приходили к Володе — и наяву, и в жутких предутренних снах.
Владимир непроизвольно крикнул, отскочил, и рожа ввалилась в комнату, на свет. Темно-коричневая кожа мумии обтягивала ее, ссохшееся тело двигалось странными рывками. Почему-то Володе показалось, что у существа должен быть хвост… Позже хвоста не оказалось.
Существо ввалилось в комнату; Володя оказался прижатым к стене — оказалось, существо двигается быстрее. Непостижимый смрад заполнил ноздри, а существо, растопырив вполне человеческие, но тонкие по-птичьи лапки, ринулось на него. Людмила опять закричала, и это был единственный звук — существо атаковало его молча. Пытаясь оттолкнуть жуткую тварь, Володя уперся левой рукой в ключицу существа — сплошные кости, еле прикрытые слоями мышц и кожи. И существо тут же вцепилось зубами ему в руку чуть ниже локтя — очень страшно, очень больно, а главное — очень непонятно. Володя рванул руку и убедился: дергать почти бесполезно.
Почти парализованный от боли, Володя двинул кулаком правой руки по безволосому, смугло-коричневому черепу существа. Под его кулаком раздался звук, словно там была деревянная доска, а ей прикрывали пустое пространство, вроде кувшина или кастрюли. В ответ челюсти сжались сильнее на многострадальной руке. Еще удар! Отступая, Володя натолкнулся на низенькую скамеечку — Людмила на ней сушила травы, опрокинул ее и рухнул сам, сильно ударившись спиной и увлекая за собой упорно молчавшее, словно бы и не дышавшее создание. От удара занялось дыхание, а рука-лапа уже шарила по плечу, подбиралась к горлу. Вторая лапа перехватывала правую руку. Задыхаясь от смрада, Володя чувствовал, что проигрывает, бешено старался выбраться из-под паучьей тяжести создания. От напряжения, от боли в руке у него потемнело в глазах.
Удар! Создание, а вместе с ним и Володю тряхнуло, и очень сильно. Удар! Левая рука вдруг сделалась свободна, омерзительная тяжесть так же неожиданно исчезла. С трудом переводя дыхание, Володя повернулся набок. Опереться на левую руку удалось, но чувствовал ее он плохо, и из руки лилась кровь.
Его враг, все такими же движениями-рывками, теперь надвигался на Людмилу. Правая рука у него висела плетью, странно и зловеще извиваясь, как бы сама по себе, а вот растопыренная левая вытягивалась вполне целенаправленно, прямо к горлу хакаски. Люда отмахивалась топором, ей не хватало места для размаха. Огромные нелепые тени, в несколько раз больше человека, плясали по стенам жилища. Володя начал вставать, опершись о здоровую руку, Людмила увернулась от создания. Ну вот, вроде получается стоять, вроде получается двигаться, особенно если расставить ноги пошире, а Люда опять увернулась, ткнула существо топором, но не сильно. Ей опять не хватило размаха. А существо ловко двинуло рукой и чуть не ухватилось за топор.
