— Когда враг удирает… — усмехнулся Арно. — Или когда впереди никого, кроме баб, нету…
— Все-таки ты получишь по носу, красавец, — прогудел Мишель. — Только я сперва попользуюсь бабой…
— Эй, вы! — гаркнул де Ферран. — Прекратить ссору! Или, клянусь честью, в лагере я прикажу сечь обоих! Отвязывайте бабу, сажайте в седло и поехали…
— Начальник, — сказал Мишель, — ты же обещал… Я сказал, что хочу бабу, значит, я ее возьму, понял, мес-с-сир?!
— Что-о-о? — вскипел де Ферран. — Ты уже распоряжаешься? Кто ты такой?!
— Я вассал его высочества герцога, — проговорил Мишель с нескрываемым презрением. — А ты, хоть и с кавалерским титулом, дерьмо собачье, падаль заречная… Думаешь, твой маркграфчик тебя защитит? Он сам рад был бы, если бы после нашей победы ему хоть баронство сохранили, понял?!
— Я тебя зарублю, недоумок! — вскричал взбешенный де Ферран, хватаясь за меч.
— Не спешите, мессир, в рай! — прогудел Мишель, перехватывая, руку. — Если уж у вас чешутся руки помахать мечом, так выйдем-ка отсюда, а то тут негде размахнуться. Да и баба на полу лежит, затопчем… А я еще ею попользуюсь, когда размозжу вам башку! Струсил, вонючка заречная?
— Но вас четверо! — взвизгнул де Ферран.
— Я обещаю вам, — вмешался Арно, — что вы будете биться один на один.
— Я тоже! — воскликнул Жюльен, уверенный в победе приятеля.
— Пошли! — восторженно взвизгнул Рене, полагавший, что вне землянки все забудут о его неопытности в отношениях с женщинами.
Марта осталась одна, привязанная к полу. Вскоре снаружи донесся крик де Феррана:
— Берегись, шваль герцогская!
— Ах ты, дерьмо маркграфское! — взревел Мишель.
Зазвенели мечи, загудели от ударов щиты. Факел воины унесли с собой, в его отсветах мелькали их смутные тени. Крики были бессвязны и отрывисты.
— Га! Уа! Ра! Я-а-ы! — вопили противники, нанося удары.
— Черт побери! — заорал Арно. Его голос Марта сразу узнала. — Мишель, так не по правилам!
— Плевать! — пробасил Мишель. Послышался скрежет и треск и тотчас же душераздирающий вопль:
— И-и-а-а-а!..
— Мишель, — сурово проговорил Арно, — ты подлый убийца! Зачем ты ударил, когда он упал?
— Заткнись, сосунок! Не упал, а я сшиб его!
— Неправда! — раздался звонкий голос Рене. — Это Жюльен подставил ему ногу!
— Полегче, карапуз, не то оскоплю — так бабу и не попробуешь! — рявкнул Жюльен. — Славно спелись, а, Мишель? Должно быть, верно говорят ребята, что все девки разбегаются от Арно, вот он и балуется попкой малыша Рене!
— Ты… — задыхаясь от возмущения, вскричал Рене. — Ты сам содомит! Ты предлагал мне, еще когда стояли за рекой…
— А у тебя хорошенькая попочка, малыш! — ухмыльнулся Жюльен. — Розовая, мягкая и к тому же не узкая — в нее входит глубоко и без смазки…
— Я тебе покажу, гадина! — взвизгнул Рене. Звякнул меч, послышался злорадный хохот Жюльена. Потом задребезжали доспехи и раздался тихий стон Рене:
— О-ох! Матушка…
— Благодари Бога, что жив остался, — сказал Мишель. — Паршивый щенок! Мечом махать вздумал! Тебе еще сиську сосать, а ты в драку лезешь.
— Ты, рожа… — процедил сквозь зубы Арно. — Двинул мальчишку кулаком и петушишься? Защищайся, падаль!
— Смотри-ка! — взревел Мишель, и снова — только куда яростнее — зазвенели, заскрежетали, залязгали, сшибаясь, мечи.
— Арно! — простонал Рене, видимо пытаясь подняться. — Я сейчас… Я помогу…
Марта лежала и прислушивалась к доносившимся снаружи звукам. Ей было безразлично, чем кончится ссора. «Глупые, глупые мужики! — думала Марта. Она чувствовала, как из ее влагалища вытекает семя уже, видимо, мертвого де Феррана. — Из-за чего сцепились? Из-за того, что один другому что-то сказал, глупо пошутил… А одного уже убили и еще убьют кого-нибудь, только тогда уймутся…»
Словно в подтверждение ее слов послышался жуткий рев — словно в брюхо матерому медведю вонзили стальную рогатину…
— У-у-у-уа-а-а-а!
Затем с ужасными проклятиями рухнуло что-то огромное…
— Арно! Берегись! — истошно взвизгнул Рене.
И послышалось два тяжелых удара, треск, звон — и металлический шелест кольчуги, и бряцание свалившегося на землю шлема, и глухие звуки падения сброшенных на сырую траву тел…
«Господи! — подумала Марта. — Неужто они там все друг друга перебили? Что же я — так и буду здесь голая, в растяжку валяться?» Но тут снаружи донесся встревоженный голос — дрожащий голосок Рене:
— Арно! Арно, ты жив? Ты ведь не умер?! Ты жив, Арно?! Ну очнись же!
Марта услышала бряцание кольчуги: видно, юноша тряс своего защитника, пытаясь привести его в чувство… Но ответа не было…
— Господи, Боже правый, — всхлипнул юноша, — неужели все мертвы? Пресвятая Дева, будь милосердна, пусть хоть кто-нибудь будет жив!
Марта тяжко вздохнула. «Пожалей его, пресвятая Дева, оживи ты хоть одного из этих кобелей, пожалей безгрешную душу… Ну хотел он согрешить, да ведь не успел! Пожалей, его Дева Мария!»
Но чуда не произошло. Никто не ожил, и, всхлипывая, юноша с факелом вошел в землянку. Он воткнул факел в пол — и тут же повалился на землю и зарыдал. Марта заметила, что лицо у Рене разбито и залито кровью, а наплечник на левом плече расколот, и из-под него тонкой струйкой течет кровь…
— Мило-ок! — позвала Марта. — Ты развязал бы меня!
— Господи, — словно не слыша ее, бормотал юноша. — Какой ужас, все, все ужас…
— Разрежь веревки, разрежь! — просила Марта. — Не побегу я, дурашка! Тебе весь самому-то не перевязаться будет… Кровью же истечешь…
— Ну и пусть! — всхлипнул юноша. — Все умерли, и я умру…
— Ну и дурак будешь! — сказала Марта. — Девка-то у тебя есть?
— Тебе какое дело, шлюха! — огрызнулся Рене. — Раскоряка голая… не будь тут мертвых тел, загнал бы я тебе по самые яйца!
— А зачем же дело-то, милок? — грустно улыбнулась Марта. — Доставай да запихивай, коли есть чего, попользуйся да отпусти…
— Не… не… могу… — выдавил мальчик, заливаясь краской.
— Помрешь около бабы, а не попробуешь! — сказала Марта. — Развязывай, а то тебе сейчас хуже станет, спать захочешь, да и помрешь…
— Верно, что-то… что-то в сон клонит, — испугался Рене; он потянулся за мечом. — Ладно, сейчас разрежу…
С трудом передвигаясь, он подполз к распростертой на полу Марте и перерезал мечом веревки. Марта поднялась на ноги, встряхнулась, потерла затекшие запястья и лодыжки, почесала занемевшую спину. Затем поплескала из кружки на ноги и низ живота, смыв с себя липкую грязь, оставшуюся от де Феррана. Проделала она все это не спеша, деловито, нисколько не стесняясь Рене. Тот сидел у стены, нахохлившись и отвернувшись от нее.
