Да, они поженились, когда прошел срок траура по погибшим и Стивен смог отстоять наследие лорда Робсарта для его младшей дочери. С тех пор в Сент-Прайори было только счастье. Проклятье Робсартов рассеялось, и таинственный замок, столько лет являвшийся чем-то загадочным и жутким, теперь одно из богатейших имений в Хемпшире с обширным штатом слуг, богатыми выездами, ухоженным парком, где часто происходят празднества.
Карл смеялся.
– О, я не сомневаюсь, что в ваших руках, леди Рэйчел, это старое поместье приобрело поистине отменный вид. Я непременно побываю у вас, когда совершу поездку по стране.
– Это будет великая честь для нас, – улыбнулся Стивен, барон Робсарт. Теперь он имел все основания быть счастливым и улыбаться.
Рэйчел поспешила представить королю своих детей: серьезного семилетнего Дэвида, шестилетнего Чарльза, названного в честь славного «мистера Трентона», очаровательного сорванца с живыми черными глазами. Карл чуть не пошутил – дескать, весь в меня, – но предпочел сдержаться.
– А это наша Ева, – сказала Рэйчел, указывая на малютку своих ног. Украшенная перьями щеголеватая шляпка скрывала личико сидевшей в обнимку со спаниелем девочки. Она, видно, так устала, что не очень реагировала или еще не понимала, что ее семейство удостоил вниманием сам король Англии.
– Ах, Ева, несносная девчонка! – затормошила ее нянька, в которой Карл узнал Нэнси, так часто проводившую его в покои к другой Еве. – Встань сейчас же и сделай его величеству реверанс.
Трехлетний ребенок послушно повиновался, но на его личике было написано неудовольствие. А потом, словно она сама решила, когда и кому дарить свою милость, маленькая Ева оделила Карла прелестнейшей из улыбок – очаровательные ямочки так и заиграли на ее щеках.
Карл молчал. Это румяное округлое личико с чуть заостренным подбородком, золотистые кудряшки, по-лисьи лукавые темно-голубые глаза… Ева!..
Карл с трудом проглотил ком в горле и побледнел, но заставил себя улыбнуться.
– Мне показалось…
Он не окончил фразу и отвлекся, заметив в числе свиты четы Робсартов две внушительные фигуры охранников из Сент-Прайори. Теперь на них были дорогие ливреи дома Робсартов, в лице застыло достоинство слуг из хорошего дома. Но Карл заставил их развеселиться, вспомнив, что они когда-то обыграли его в кости. Он полез в карман и тут же рассмеялся, заметив, что у него с собой ни единого пенса. Что ж, у него еще будет время расплатиться.
– Мы ведь еще непременно встретимся, не так ли? И с вами, сэр Стивен Робсарт. В самое ближайшее время в моем дворце в Уайтхолле. А сейчас я вынужден проститься. Видите, какое вышло столпотворение из-за моей задержки?
И, не удержавшись, чтобы еще раз не поцеловать ручку Рэйчел, он поспешил к своей свите.
Играла музыка, кричали люди, гремели барабаны, цокали подковы лошадей проезжающей процессии. Многие из следовавших мимо спешили снять шляпы и поклониться семейству Робсартов, к которым его величество проявил такую милость.
Рэйчел нежно поглядела на мужа:
– Кажется, при дворе Карла Второго ты сможешь сделать блестящую карьеру, Стив.
Он чуть кивнул:
– Все возможно. Если не забывать, что этот «черный мальчуган» чаще дает обещания, чем их исполняет. В любом случае у меня есть ты, наши дети и Сент-Прайори. И я счастлив, как мало кто из смертных. – И, убрав завиток с ее щеки, шепнул, приблизившись: – Король так глядел на тебя, Рэч… Я даже невольно ревновал. И безумно захотел послать ко всем чертям этот праздник и оказаться дома, в нашей спальне… с тобой наедине.
Рэйчел смеялась, глаза ее вспыхивали. Потом она стала серьезной и заметила:
– Ты видел, какими глазами взглянул король на нашу Еву?
Они оба на миг помрачнели. Затем Стивен улыбнулся, подхватил дочь на руки и расцеловал в обе щеки.
Рэйчел в этот момент пришлось усмирять младшего сына Чарльза, который, устав стоять и отвешивать поклоны, развлекался, корча рожи проезжающим. Да, у них была уже другая жизнь, прошлое осталось в прошлом.
Карл Стюарт по-прежнему был в центре всеобщего внимания. Хотя встреча с Робсартами что-то затронула в его душе, он не мог долго предаваться воспоминаниям в этот день всеобщего ликования. И все же, несмотря на его оживленный вид и беспрестанные любезности и шутки, какими он то и дело обменивался с подданными, где-то почти подсознательно он ощущал горечь. Но он уже свыкся с этим чувством и не помнил, когда оно поселилось его в душе и окончательно превратило его из романтика, каким он когда-то покинул Англию, в беспринципного циника, каким он вернулся на родину. И сейчас, въехав в ворота Уайтхолла, где отцы города приготовили ему торжественную встречу, он лишь краткое время кивал, выслушивал их речи и поздравления, потом поднял руку, приказывая остановиться, и, сославшись на утомление, направился в приготовленные ему покои в старом отцовском дворце.
Брат Джеймс попытался его остановить:
– Карл, ты не можешь так поступить, твой королевский долг обязывает!.. Эти люди ждали тебя, они признали тебя королем…
– Раз так, то они должны понять, что монаршая просьба является для них равносильной приказу.
– Но королевский долг!..
Чуть приподняв бровь, Карл поглядел на брата, и принц Джеймс осекся, но, по-своему истолковав иронию в глазах короля, стал лепетать, что если Карл имеет в виду его брак с Анной Хайд, неподобающий его рангу, то он готов отречься от нее.
В уголке губ короля залегла горькая складка:
– А ведь ты так любил ее когда-то, Джемми. И сейчас, когда она ждет от тебя ребенка…
– Но когда я на ней женился, я, как и ты, был изгнанником, принцем лишь на словах.
– Ты заметил, – вдруг прервал его Карл, – того мужчину, с которым я недавно разговаривал? Это благодаря ему тебе когда-то удалось бежать из плена.
– Что? – только и заморгал Джеймс.
Карл вышел, хлопнув дверью.
Его встретили огромные пустые покои со всем слепящим блеском вновь возвращенного великолепия после того, как при Кромвеле здесь были казармы. А сейчас сияли хрустальные люстры, персидские ковры угодливо приглушали шаги, зеркала в золоченых рамах были готовы безропотно отразить его величество короля Англии, Шотландии и Ирландии Карла II Стюарта. В их глубине Карл видел очень высокого, хорошо сложенного мужчину со смуглым, покрытым ранними морщинами лицом. Сегодня ему исполнилось тридцать лет. Он добился всего, чего хотел. Он счастлив. И одинок. Так одинок…
Карл вдруг резко позвонил в колокольчик.
– Проджерс, – обратился он к сразу склонившемуся в поклоне царедворцу, – леди Палмер уже здесь?
– Она ждет, сир.
Через минуту потайная дверца открылась, и в проеме показалась удивительно красивая женщина. Карл улыбнулся ей, в глазах его появилось восхищение:
