Некоторые из присутствующих содрогнулись в благоговейном страхе, другие сделали знак от сглаза.
– Шаги эти приближались. Небесное сияние усиливалось, дрожь охватила меня, и передо мной появился он. По очертаниям своим походил на человека, но это был не человек и сиял, как полная луна, а лицо было божественным олицетворением царя, которого я так хорошо знал, и все же лицо это было несколько другим, так как теперь оно излучало страшную божественную мощь.
Все молчали, захваченные рассказом. Никто не шелохнулся. Я внимательно всматривался в лица, пытаясь заметить признаки недоверия, но ничего не увидел.
Потом тишину вдруг нарушил детский голос – царевич Мемнон громко и четко произнес:
– Бак-кер! Это мой отец. Бак-кер! Это фараон!
– Бак-кер! Это фараон! Да живет он вечно! – подхватили все.
Я подождал, пока установится тишина, а потом продолжал молчать до тех пор, пока напряжение слушателей не достигло предела.
– Фараон приблизился ко мне. Я не мог двинуться с места. Он прошел мимо меня в каюту ее величества, милостивой царицы Лостры. Хотя я по-прежнему был не в силах двинуться с места или произнести слово, но видел все. Царица спала, божественный фараон оседлал ее во всем своем величии и насладился ею как муж. Их тела соединились, как тела мужчины и женщины.
Ни у кого из присутствующих на лице не отразилось недоверия. Я подождал, пока смысл моих слов дойдет до них полностью, а потом продолжил:
– Фараон поднялся со спящей царицы, посмотрел на меня и заговорил.
Я умею подражать голосам людей настолько верно, что другие считают, будто слышат тех, кому я подражаю. Теперь я заговорил голосом фараона Мамоса:
– «Я одарил царицу божественной силой. Она стала одним целым со мной и богами. Она беременна от моего божественного семени. Она не знала иного мужчины, кроме меня, и понесет от меня ребенка царской крови, и ребенок этот будет знамением для всех людей. Пусть знают они, что царица пользуется моим покровительством сейчас и будет пользоваться моим покровительством в будущем».
Я снова поклонился царственной паре на троне.
– Затем царь пошел обратно по палубе ладьи, спустился в трюм и вернулся в свой золотой гроб, где и покоится сейчас. Таково видение, посланное мне этой ночью.
– Да живет фараон вечно! – закричал вельможа Тан, как я научил его, и возглас этот подхватили все.
– Да здравствует царица Лостра! Да живет она вечно! Да здравствует божественное дитя, растущее в ней! Да живут ее дети вечно!
Той ночью, когда я собирался отойти ко сну, госпожа позвала меня и прошептала:
– Твое видение было настолько ярким и рассказал ты его так хорошо, что я боюсь ложиться спать. Вдруг фараон явится ко мне снова. Сторожи как следует дверь моей каюты.
– Смею ли я предупредить госпожу, что только один человек может отважиться нарушить покой царственной спальни? Правда, я не уверен, будет ли это фараон Мамос. Что мне делать, если какой-нибудь негодяй пожелает воспользоваться твоей добротой и любовью, пока ты спишь?
– Спи крепко, милый Таита, и заткни уши. – И щеки ее расцвели, как розы, в свете лампы.
Мое предсказание опять оказалось точным. В ту ночь мою госпожу вновь посетил таинственный гость, и это не был призрак фараона. Я поступил так, как мне приказала царица Лостра. Я заткнул уши.
Воды Нила снова поднялись, напоминая о том, что прошел еще один год. Мы сжали зерно, посаженное на полях, и собрали приплод наших стад. Разобрали колесницы и уложили их на палубы ладей. Свернули шатры и убрали их в трюмы. Наконец, когда мы были готовы к отплытию, проложили канаты вдоль берега реки, все здоровые лошади и люди стали трудиться на проводке кораблей через пороги.
Нам потребовалось более месяца тяжелейшего труда на проводку ладей по опасным стремнинам. Шестнадцать человек утонуло, клыки черных скал раздробили пять ладей в щепки. Однако мы преодолели порог и поплыли вверх по реке, которая снова текла спокойно и величественно.
Время шло неделя за неделей и месяц за месяцем, и Нил стал медленно и величественно поворачивать под нашими ладьями. Я составлял карту реки с тех пор, как мы оставили Элефантину. Звезды и солнце показывали мне стороны света, но пришлось придумать способ измерения пройденного расстояния. Сначала я приказал одному из рабов идти по берегу и считать шаги, но понимал, что этот способ настолько неточен, что мои расчеты окажутся никуда не годными. В одно прекрасное утро решение этой проблемы нашлось само собой во время маневров колесниц на прибрежной равнине. Я наблюдал, как колесо экипажа плавно поворачивается на ходу, и вдруг понял, что каждый оборот колеса соответствует длине его окружности, а она дает точное расстояние, пройденное колесницей за один оборот. С того самого дня по берегу реки за флотилией следовала колесница. На одном из ее колес закрепили флажок, и надежный человек, сидя в колеснице, отмечал в свитке каждое прохождение флажка через верхнюю точку.
Вечерами я определял направление и подсчитывал пройденное за день расстояние, а затем отмечал их на карте. Мало-помалу форма излучины реки становилась все более ясной для меня. Я понял, что мы описали огромную дугу к западу, и теперь река снова поворачивала на юг, как и предсказывали жрецы Хапи.
Я показал результаты своих вычислений Тану и царице. Много ночей сидели мы допоздна в царской каюте, обсуждая пройденный рекой путь и то, как это может отразиться на нашем возвращении в Египет. Казалось, что каждая пройденная миля не только не ослабляла решимость моей госпожи следовать своей клятве, но и усиливала ее.
– Мы не станем строить ни храмов, ни каменных дворцов в этой пустыне, – приказала она. – Мы не будем ставить ни памятников, ни обелисков. Мы находимся здесь временно. Мы не будем строить города, а жить будем на ладьях или в шатрах и хижинах, сделанных из травы и камыша. Мы караван, отправляющийся в далекий путь, и в конце концов дорога приведет нас к моему родному городу, прекрасным Фивам, городу ста ворот.
Наедине она советовала мне:
– Веди карты тщательно, Таита. Я доверяю тебе поиск самого легкого пути, по которому мы сможем вернуться домой.
Итак, наш караван шел вверх по реке. Пустыня по обоим берегам реки менялась с каждой милей и в то же время оставалась неизменной.
Все, кто отплыл с нами на ладьях, образовали тесное сообщество. У нас вырос город без стен и постоянных строений. Жизнь в нем зарождалась и угасала. Число наших спутников увеличивалось, потому что большая часть людей, покинувшая с нами Элефантину, была в расцвете сил, а женщины наши были плодовиты. Молодые парочки устраивали свадьбы на речном берегу, разбивая кувшин с нильской водой. Дети рождались и росли на наших глазах. Некоторые из наших стариков умирали, а несчастные случаи и опасности косили молодых. Мы бальзамировали тела и рыли могилы в необитаемых холмах, оставляя их покоиться там, когда отправлялись дальше.
Мы соблюдали праздники и молились нашим богам. Пировали и постились в надлежащее время, плясали, пели и изучали науки. Для детей постарше я проводил уроки на палубе ладьи, и Мемнон был лучшим из моих учеников.
Еще до конца года, следуя вверх по реке, на юг, мы подплыли к третьему порогу, оседлавшему реку. Мы снова сошли на берег, расчистили землю и посеяли семена, ожидая, когда воды Нила поднимутся и позволят нам отправиться дальше.
Именно на третьем пороге в мою жизнь вошла еще одна радость и наполнила мою душу до краев счастьем.
В полотняном шатре на берегу реки я помогал госпоже при родах и принял в этот мир царевну Техути, всеми признанную дочерью давно умершего фараона Мамоса.
На мой взгляд, царевна моя была прекраснее чуда. Всякий раз, когда мне представлялась такая возможность, я садился у ее кроватки и со смешанным чувством изумления и восхищения рассматривал маленькие ножки и ручки. Когда она бывала голодна и ждала материнский сосок, я иногда совал в ротик мизинец и наслаждался тем, как сжимают мой палец голые десны.
