Но вот настает день, на свет появляется потомство, формируется абсцесс[89], затем он прорывается, молодняк попадает на влажную почву и распространяется по площади, чтобы проникнуть в другой организм… А вот еще! — доктор, выбрасывая палочку с очередной филярней. — И если повезет, то уже сегодня мы освободимся.
— Вы не боитесь утомить больного?
— Да нет! А он, похоже, доволен операцией. Видите? Не проронил ни звука.
Ибрагим, надо отдать должное, оказался смирным пациентом. Он прекрасно понимал: «табиб» обнаружил истинную причину его страданий. А все предыдущие доктора со шкурами, еще теплыми от того, что сняты с живого животного, и ваннами из человеческой крови — отъявленные шарлатаны. И больной хладнокровно глядел, как выходит очередная колоссальная филярия из огромной опухоли на плече.
Уже было извлечено сантиметров шестьдесят, как вдруг, может, доктор сделал надрез чуть-чуть глубже необходимого, а может, паразит оказался необычайно длинным и толстым, но часть филярий оторвалась. Хирург хотел схватить оторвавшуюся часть, но опоздал: словно резиновая, она втянулась под кожу.
У доктора вырвался вздох разочарования.
— Ах, какая досада! — доктор. — Ладно! Начнем сначала, все равно вытащу. Теперь, кстати, могу продемонстрировать вам интересное явление… Видите выделяющуюся из паразита белую жидкость, густую, как каша, а тело при этом превращается в пустой мешок?
— Прекрасно вижу, вижу даже беспорядочно движущиеся частицы, — ответил Андре.
— У вас великолепное зрение. Эти частички — маленькие филярии, ищущие новое тело.
— Спасибо! — выпалил Андре, ощупывая руки.
— Не бойтесь, вам ничего не угрожает. Немного воды, и безопасность обеспечена. Белых, — пояснил «табиб», — эта болезнь поражает крайне редко благодаря чистоплотности, которой так недостает туземцам.
Доктор сделал еще один надрез и в конце концов извлек вторую половину.
Несколько минут отдохнув и подкрепившись солидной порцией пальмового вина, Ламперьер вернулся к изучению внешних и внутренних кожных покровов торса Ибрагима.
Он успешно прооперировал двенадцать опухолей, больших и малых, и извлек соответствующее число филярии, совокупная длина которых составила порядка семи-восьми метров. Подобный результат казался окружающим чудом.
Храбрый хирург так и светился: благодаря обширной колониальной практике он сумел правильно продиагностировать ужасную болезнь, доселе неизвестную в Европе.
Процедура заняла более пяти часов! Все трое — оперирующие и пациент — валились с ног от усталости.
— Ах ты, Фрике, чертов юнга! Радуйся, матросик мой, мы спасены, — сообщил доктор, выходя из хижины.
Что такое «говорильня». — Марш рабов. — Сколько стоит двуногая скотина. — Слово черного. — Помехи. — Кто начинает со стаканов и кончает дракой. — Величие и падение африканского монарха. — Три человека за девять фунтов соли. — Подарок двух европейцев. — В пути. — Один верблюд и шестеро всадников. — Кража королевского сокровища. — Страшная месть. — Любопытные открытия. — Рабство. — Продан собственным братом!.. — Отказ от свободы. — Фрике и негритенок.
Прошло две недели. Благодаря чудесной операции, проведенной хирургом морской пехоты, положение наших друзей намного улучшилось.
И работорговец Ибрагим неузнаваемо изменился. Все ужасные бугры исчезли, глубокие послеоперационные раны заживали очень быстро, восстанавливалась мощная мускулатура, появилась красивая осанка.
И вот сейчас, в семь часов утра, работорговец устроился под огромным баньяном[90], листва которого прикрывала от ярких солнечных лучей. Сидевшие на земле оказывались в приятной тени.
Он ел! Безостановочно двигал челюстями и отрывал белоснежными зубами огромные куски лежавшего на широком фаянсовом блюде жареного мяса, поверьте, весьма аппетитного.
Вкушаемый деликатес был приготовлен из почек носорога. Местный повар умело поджарил их на медленном огне, полив пальмовым маслом и густым соусом из толченых красных муравьев. Еда варварская, но подходящая для выздоравливающего.
Как истинный мусульманин, Ибрагим запивал пищу холодной водой, поданной в сосуде из пористой глины; а по окончании трапезы осушил чуть ли не залпом огромный кувшин пальмового вина. Так Вакх[91], на мгновение уступив Магомету[92], взял реванш и восстановил свой престиж.
— Эй, патрон[93], — радостно закричал знакомый голос. — До чего же вам к лицу все эти украшения!
Фрике, наш друг Фрике, скормив в свое время слону солидный пук зеленой травы, подружился с животным и теперь пришел, чтобы пожелать «патрону» доброго утра.
Молодой человек приоделся; новый наряд — бурнус с капюшоном на голове, и пара превосходных сапог на пятисантиметровых каблуках — ему очень шел. К тому же это одеяние наилучшим образом защищало от палящих солнечных лучей.
Ибрагим постоянно изображал на лице гримасу, долженствующую обозначать дружескую улыбку, но когда лицо хмурилось, то выражение напоминало звериный оскал. Появились доктор и Андре.
Хирург больше не пользовался кислородным прибором и чуть-чуть потолстел, чего не мог скрыть даже подаренный ему Ибрагимом бурнус. Андре же, одетый в европейский костюм, напялил на голову пробковый шлем.
— Эй, матросик! — произнес доктор. — Что ты делаешь?
— Здороваюсь с Озанором, черт побери!
— Ах да! — заметил Андре. — Со своим дружком слоном.
— Прекрасное животное, месье Андре; если бы вы знали, какой он умный, и соображает получше многих.
— Не сомневаюсь. Однако почему ты прозвал его Озанором?
— Дьявол! Да у него только один бивень.
— Но ведь «озанор» — это же искусственный зуб. А у твоего друга нет вставных зубов, просто не хватает одного настоящего. Правильнее дать прозвище «Брешдан» — «дыра в ряду зубов».
— Не спорю, но имя Озанор такое веселое, похоже на голубиное воркование… И слон уже на него отзывается, как человек.
— Ладно, пусть будет Озанор.
Ибрагим закончил завтрак, встал, жестом поприветствовал троих белых и отдал ряд распоряжений помощнику.
Под навесом безостановочно били барабаны, абиссинцы быстро образовали большой круг.
— Сегодня великий день, — сообщил своим спутникам доктор.
— Почему великий? — спросил Фрике, понюхав воздух и плотно завернувшись в бурнус.
