если твой правитель - дитя!' Гарри Ланкастер являлся не более, чем бледным портретом могущества, тенью, искусно управляемой, чтобы вдохнуть силы в действия верховной власти, осуществляемой от его имени сначала Маргаритой, а теперь Уорвиком.
Кроме того, герцог Йоркский обладал первоочередными правами на трон. Шестьдесят лет назад королевская династия оказалась прервана, жестоко разорвана. Тогда дед Гарри Ланкастера сместил и лишил жизни человека, имевшего законные основания на пребывание на английском троне. Шесть десятилетий спустя отголоски насильственного переворота все еще отдавались в воздухе. Убитый правитель остался бездетен, корона должна была, в соответствии с английскими законами, перейти к наследникам его дяди, - Лайнела Кларенса, третьего сына Эдварда Третьего. Человек, захвативший эту корону, являлся сыном Джона Гонта, четвертого отпрыска вышеупомянутого Эдварда Третьего. Но он не продемонстрировал ни малейшей склонности придерживаться мельчайших точек английского наследственного права. Так началась история ланкастерской династии.
Был ли Гарри Ланкастер так отягощен катастрофой, не окажись он правителем? Похоже, мало кто осмеливался бросить вызов последствиям узаконенного или нет удара по прошествии шестидесяти лет. Гарри показал себя слабым и благонамеренным, женился на Маргарите Анжуйской, ко всему прочему, семь лет назад он сошел с ума. Внезапно народ припомнил зловещую несправедливость, совершенную по отношению к наследникам давно почившего Лайнела Кларенса. В ответ Маргарита продемонстрировала готовность пойти насколько угодно далеко, дабы погубить человека, однажды способного предъявить права на корону, - герцога Йоркского, ведущего свое происхождение от покойного Лайнела Кларенса.
В глазах Эдмунда конкретное сложное династическое столкновение имело очень простой исход. Правильно, справедливо и основано на чистом здравомыслии было самосохранение его отца, вынуждавшее предъявлять законные права на корону. Однако, вскоре юноша обнаружил, что каким бы правильным и справедливым это ни было, прежде всего, происходящее стало политической ошибкой. Пока некоторые оспаривали обоснованность требований Йорка, все неожиданно оказались не расположены срывать корону с головы человека, родившегося королевским сыном, признанным английским королем с десятимесячного возраста.
Маргарите потребовалось почти десять лет безжалостной вражды, дабы обратить Йорка из преданного королевству лорда в королевского соперника, каковым она его всегда воспринимала. Сейчас герцог пересек Рубикон, как переплыл Ирландское море и был упорно и целеустремленно уверен, - у него не оставалось иного выбора, кроме как предъявлять права на корону. Он не поддавался увещеваниям, даже встретившись с бросающимся в глаза отсутствием восторга родственного клана Невиллов и собственного старшего сына. Не то, чтобы они испытывали чувствительную привязанность к человеку, между собой называемому 'святой Гарри'. Они считывали настроения народа и страны точнее и тщательнее, чем Йорк. Был ли Гарри безумен или нет, он являлся помазанником Божьим на царство, и факт его острой неспособности править стал казаться внезапно, приводящим к слишком малым последствиям, стоило встать на повестку дня вопросу о низложении.
В итоге, судьбоносный компромисс оказался достигнут, - никого не устраивающий и для большинства оскорбительный. В Акте Согласия, ратифицированном 24 октября, Ричард Плантагенет официально признавался наследником английского трона, но, в течение жизни Гарри, он обязывался задержать действие своих требований. Восхождение на трон в качестве Ричарда, Третьего со времени Завоевания, становилось возможным только после смерти Гарри.
Учитывая, что Гарри исполнилось тридцать девять лет, на целых десять лет меньше, чем герцогу Йоркскому, и что он наслаждался крепким здоровьем человека, расслабленного житейскими условиями, в отличие от старших и обремененных заботами людей, неудивительна взволнованность Йорка и его сторонников этим Соломоновым решением. Из-за того, что в соответствии с Актом Согласия, семилетний сын Маргариты был бесцеремонно лишен права наследования, целесообразное решение многие находили в доказательстве подозрений, столь широко распространенных, как отцовство ребенка. Оттого не было и тени вероятности согласия Маргариты и ее сторонников на иное разрешение вопроса, чем с помощью заостренного лезвия меча. Единственным лицом, заявившем об удовлетворении Актом, был сам Гарри. Он в собственной безоблачной взбалмошной манере, припав цепко к короне, несмотря на это, засвидетельствовал странно мало интереса к тому, что его сын будет нагло вырван из линии наследования.
После того, как июльская битва предала короля во власть Уорвика, Маргарита отступила в Уэльс, а затем в Йоркшир, уже долго являвшиеся островками, окруженными верноподданными Ланкастеров. Там она объединила силы с герцогом Сомерсетом и Эндрю Троллопом, которые провели несколько разочаровывающих месяцев, пытаясь выбить Уорвика и Эдварда из Кале.
Эти ланкастерские лорды сейчас надежно укрылись в мощной крепости замка Понтефракт, в каких-то восьми милях от йоркского собственного замка Сандл, и совсем недавно приняли двух персон, в течение долгого времени вынашивающих ненависть к дому Йорков. Ими были лорд Клиффорд и лорд Нортумберленд, чьи отцы вместе с родителем Сомерсета сложили головы в сражении при Сент Олбанс, выигранном Йорком и Уорвиком пять лет назад. Лорды Клиффорд и Нортумберленд произошедшего не забыли и не простили. Маргарита лично отважилась отправиться в Шотландию в надежде сковать союз с ее жителями. Наживкой, которой она решила воспользоваться, стало предложение брачного союза между ее маленьким сыном и дочерью шотландской королевы.
Вот так Эдмунд оказался в рождественские дни в местах, мало ему приятных, обнаружив Йоркшир суровым, холодным и недружелюбным к дому Йорков. Впереди мерцала зловещая перспектива скорого сражения в новом году. Оно решит Йорки или Ланкастеры встанут у руля Англии, но ценой человеческих жизней, слишком высокой, чтобы о ней даже подумать.
Это был один из мрачнейших рождественских периодов на его памяти. Отец и дядя оказались слишком заняты грядущим противостоянием с Ланкастерами, чтобы иметь время или желание для торжественного веселья. Эдмунд, остро чувствительный к неблагоприятным условиям бытия семнадцатилетнего новичка в военных действиях среди бывалых солдат, принуждал себя отринуть нехватку праздничных увеселений с тем, что он считал взрослым равнодушием. Втайне он горевал об отмечании Рождества прошлых лет, думал с тоской об игрищах этого времени года, которых ему недоставало в Лондоне.
Его двоюродный брат Уорвик остался в столице обеспечивать охрану ланкастерского короля. Эдмунд знал, Уорвик проведет роскошное Рождество в Гербере, своем дворцовом Лондонском имении. В Уорвикском замке родились его жена и юные дочери - Изабелла и Анна. По сведениям молодого человека, матушка гарантированно должна была присоединиться к обитателям владения с его младшими братьями, Джорджем и Диконом, а также с Мег, которая в свои четырнадцать лет, оставалась
