Ознакомительная версия.
Он схватил вилку, зубчиком нацарапал на салфетке: «Час упоенья лови, лови! Младые лета отдай любви!» — и живо перебросил через стол. Не выдержав такого штурма, барышня вскочила и, дробно стуча каблучками, выбежала вон.
Все это происходило под неодобрительно прищуренными небесно-голубыми очами матери. Аглая Антоновна закусила губку, взяла испорченную салфетку и нарочито небрежно промокнула ею рот.
— Чудесный день. Солнечно, но не жарко. Не прогуляетесь ли со мною в саду, мсье Пушкин? — спросила она по-французски.
Александр поднялся. На его лице выразилась досада. Менее всего он хотел выслушивать нотации ревнивой метрессы.
— Итак, друг мой, вы считаете, что Адель — готовый идол для поклонения?
Спутники шли по дорожке, обсаженной кустами белых роз.
— Вы же знаете, мадам, что мое обожание всегда невинно.
— Ах вы, ветреник! — Аглая погрозила гостю пальцем. — А давно ли вот у этой скамейки вы уверяли меня в вечной любви?
— Вечная любовь живет три недели.
Аглая всплеснула руками.
— Что за мода пошла у молодых людей покорять дам цинизмом?
Пушкин не мог понять, смеется она или всерьез взялась за упреки.
— Помилуй бог, сударыня! Мы добрые друзья. Скука, ревнивый муж, удобный случай — вот наши права на близость. Мы отлично провели время.
— И с такими понятиями вы осаждаете мое дитя? — Был ли ее гнев шуткой?
Пушкин вздохнул глубоко и горестно, всем видом показывая, сколь нелепым ему кажется разговор.
— У вас дочь, у меня младший брат. Их время любить. Наше — злословить.
Госпожа Давыдова вспыхнула. Никогда в жизни она не слышала ничего оскорбительнее. И от кого? От мальчишки, которого из милости приютили в ее доме! Больше не удостоив спутника ни словом, Аглая повернулась и пошла прочь. Ее грациозная фигура несколько раз мелькнула за кустами.
В это время Пушкина позвали из окна кабинета хозяина.
— Александр, иди сюда! У нас спор!
На втором этаже в диванной, примыкавшей к комнатам Василия Львовича, собралась компания гостей, среди которых был добрейший генерал Раевский с двумя сыновьями и зятем Мишелем Орловым. Он внимательно взирал на молодежь и мучился подозрениями, не состоят ли некоторые из этих господ в заговоре. В означенный день конспираторы сговорились сбить старика с толку. Орлов предложил вопрос: насколько было бы полезно учредить в России общество на манер карбонариев.
— Что из этого выйдет? — рассуждал он. — Заказные убийства? Кровавый переворот? Захочет ли кто из нас запятнать себя участием?
— Но и терпеть произвол Аракчеева невозможно, — возразил Василий Львович.
— Однако не восставать же с оружием в руках против присяги, — заметил Орлов.
— А почему бы и нет?! — взвился со стула Пушкин. — Почему нет? Когда царь обманул надежды подданных? Когда наши братья в Испании и Италии сражаются с тиранами, а мы поставляем солдат для подавления свободы!
— А потому, юноша, — окоротил его старик Раевский, — что негоже русскому человеку проливать русскую кровь на русской земле. Однако же и вы, братцы, не правы. — Он обернулся к остальным. — Тайное общество одним фактом своего существования может принести много пользы. Государь, зная о заговорщиках, остережется творить беззаконие. А известие о том, что общество велико, может подвигнуть его к реформам.
— Ваше высокопревосходительство говорит, как якобинец, — рассмеялся Орлов. — Если бы теперь уже существовало нечто подобное, вы бы не присоединились к нему?
— Почему же? — надулся старик. — Может, и присоединился бы. Даже наверное присоединился бы.
Его слова были встречены гулом одобрения.
— Тогда дайте вашу руку, — провозгласил Мишель.
Николай Николаевич на мгновение заколебался, а потом протянул ладонь вперед и с жаром потряс руку зятя. Тот расхохотался.
— Вы, конечно, понимаете, что сказанное — шутка.
Все заверили Орлова, будто не принимают его слова всерьез. Один Пушкин разволновался, вскочил и зашагал по комнате.
— Да что же это, господа! Вы дали мне надежду! А выходит, нет ничего святого, только розыгрыш?
— А ты решил, что тебя сейчас примут в карбонарии? — подтрунил Александр Раевский.
— Ах, оставьте! — Раскрасневшийся от обиды поэт ринулся вниз по лестнице, и до собравшихся донесся грохот. Видно, последние ступеньки он миновал кубарем.
— Вот потому у нас и нет тайных обществ, — с оттенком досады заключил старик-генерал, — что состоять в них хотят одни шалопаи. Или я ошибаюсь?
Миргород. Херсонская губерния.
Штаб-квартира 3-го уланского полка.
Военные поселения.
Полковник Казначеев взял со стола пистолет. Он смотрел на оружие отстраненно и несколько свысока, будто не одобряя того, что сейчас собирался сделать. Это была пара «лепажей» несчастного Ожеро. Зачем он тогда купил их? Неужели знал, что пригодятся?
Саша прищурился, пытаясь понять, какой именно пистолет сыграл роковую роль в гостинице «Шартье». Как будет правильно? Если он застрелится из другого? Тогда вся пара станет роковой. Или из того же, что Ожеро? В таком случае трагическое пересечение их судеб обретет изящную концовку. Тот — этот? Этот — тот?
Он не решил. Со двора послышался топот. Кто-то взбежал по лестнице дома и заколотил в дверь. Судя по характерному сочетанию русских и французских фраз, к нему ломился Фабр.
— Алекс?
Пришлось открывать. Полковник ввалился в комнату, повел по сторонам курчавой головой, вознегодовал на беспорядок и прокурорским тоном осведомился:
— Опять пил?
Когда-то они были друзьями. Очень близкими. Да и теперь, наверное… Раньше оба служили у Воронцова во Франции. Потом при расформировании корпуса попали в поселения. Вместе прошли через следствие о бунте под Новгородом, но за неимением улик были без понижения в чинах отосланы на юг, к графу Витту, начальнику здешнего аракчеевского царства.
— Наш граф приехал! — выдохнул Фабр, не в силах больше удерживать новость.
— Эка невидаль, — зевнул Саша. — Он что ни день ездит.
— Да нет же! — оборвал его Алекс. — Наш граф! Михаил Семенович! Приехал к Витту.
Казначеев переменился в лице.
— Он тебя видел?
— Нет. Его сразу пригласили в дом. Вряд ли он знает, что мы здесь.
Сашины губы дрогнули в горькой усмешке.
— А если и узнает? Кто мы ему? Сватья-братья? Мы здесь каторжные. У нас на лбу клеймо. Захочет его сиятельство из-за нас ссориться с Виттом?
Фабр поник. Он понимал правду друга. Но эта правда довела бывшего адъютанта сначала до стакана, а потом… Алекс нехорошо покосился на пистолеты.
Ознакомительная версия.
