Вскоре Еву заинтересовали вести из Лондона о высоком положении, какое сейчас занимает ее отец при новом дворе, где всем заправляет лорд-протектор Оливер Кромвель. Перед этим Ева неожиданно получила тайное послание от неверного Руперта, но если оно и взволновало ее, то не настолько, чтобы терять голову, ибо она уже охладела к бравому принцу. Она была достаточно проницательна, чтобы уловить за фразами о любви и извинениями явную заинтересованность Руперта в ее отце. У Робсарта в подчинении находился огромный флот, а Руперт, потерпев поражение на суше, не прекращал борьбы с республикой на море. И если его настолько интересует Робсарт, что он ищет подход к нему через брошенную любовницу, то дела отца, видимо, и в самом деле блестящи. Почему же она прозябает в этой глуши? Ей надо в Лондон. Для того чтобы вновь блистать, она даже готова стать республиканкой.
Неожиданно она нашла поддержку в лице дяди Энтони. Ранее он был англиканским священником и рассчитывал подняться при монархии едва ли не до епископской митры, теперь же стал ярым пресвитерианином, одним из первых в крае, и за это получил обширный приход. Когда Ева завела с ним речи о том, что родственникам главы Вест-Индской компании место не в глухой провинции, а в окружении лорда-протектора, он с готовностью согласился с племянницей.
Приехав в Лондон, они не застали там ни лорда Робсарта, ни самого Оливера Кромвеля. Ева поначалу заскучала. Одетая в темные одежды, она ходила с Библией в церковь, приглядывалась к лондонцам. Порой узнавала старых знакомых из числа бывших придворных, но они сторонились ее, да и она не рвалась возобновлять былую дружбу. Утешение она находила лишь в соколиной охоте, которой сильно тогда увлеклась, и почти ежедневно уезжала верхом с птицей на руке в болотистые пустоши Вестминстера. Однажды она там познакомилась с неуклюжим молодым человеком, который привлек ее лишь тем, что открыто носил нарядные одежды и охранял его целый отряд конных гвардейцев. Они стали встречаться, он представился Ричардом, более ничего не добавив. Да Ева и не интересовалась. Ей было забавно наблюдать, как этот увалень заглядывается на нее, забывая следить за птицами, как пытается ухаживать, лопочет маловразумительные, пестрящими библейскими сравнениями комплименты. Один раз он проводил ее до дома и даже поцеловал руку. Ну, прямо-таки кавалер-роялист! Еву это позабавило, хотя она украдкой вытерла платочком обслюнявленное запястье. А обернувшись, увидела в окне вытянутое лицо дяди Энтони. Едва она вошла в дом, почтенный родственник чуть не сбил ее с ног.
– Ева, детка, да знаешь ли ты, кого подцепила? – Эти слова так отличались от обычного дядюшкиного занудствования. Никаких цитат из Библии, простой лондонский жаргон. Энтони так и трясло от возбуждения. – Ева, это сам Ричард Кромвель, сын лорда-протектора!
Ева заморгала, а потом упала в кресло, заходясь от хохота. Дядя пытался ее успокоить, затем рассердился, однако, против обыкновения, не наговорил племяннице грубостей.
– Ладно, дитя, – встал он, приняв свой обычный лицемерный вид. – Ты, я знаю, разумная девушка и сама поймешь, что надо делать.
Да, она понимала: дядя готов был продать ее как дешевую шлюху! Она перестала смеяться и устремила взгляд на огоньки свечей – да, она тоже согласилась бы продать себя Ричарду Кромвелю. И ценой должно стать обручальное кольцо. О, Ева уже поняла, что брак – отнюдь не романтическая сказка о вечной любви. Это контракт, сделка, в которой каждый что-то выигрывает. И брак между неуклюжим, простоватым, малосимпатичным Ричардом Кромвелем и ею, дочерью аристократа, пэра Англии, тоже мог кое-что ей принести. Ибо всем уже стало ясно, что настоящим главой Англии сделался победитель и убийца короля Оливер Кромвель. Именно к нему прибывали иноземные послы, ему в личное пользование были отданы королевские дворцы Уайтхолл и Хемптон-Корт с прилегающими роскошными парками, а ежегодный доход его составлял четыре с половиной тысячи фунтов стерлингов. Ни одно постановление парламента не считалось законным без подписи Оливера, а окружающие оказывали ему поистине королевские почести. Интересно, как долго в данной ситуации Кромвель будет довольствоваться титулом лорда-протектора? В народе уже открыто поговаривали, что скоро он захочет примерить корону и даже распевали песенку:
Король придет, но какой?
Кто может стать королем?
Ах, наш милый Оливер, храбрый, дюжий Оливер,
Томный и галантный…
Раньше Еву смешили подобные куплеты. Но сейчас она смотрела на это совершенно иначе. Если Кромвель и в самом деле станет английским монархом, а она, Ева, его невесткой, женой его единственного оставшегося в живых сына и наследника… У нее захватывало дух. И сейчас, глядя на огоньки свечей и вспоминая, как пожирал ее глазами сын великого Нола,[9] она стала улыбаться.
На другой день она не встретила на охоте своего нелепого поклонника, но, когда возвращалась в Лондон, столкнулась с огромной кавалькадой, во главе которой ехал сам Оливер Кромвель. Сильный, суровый человек с умным некрасивым лицом бордового цвета, крупным носом и маленькими проницательными глазками. Встретившись с ним взглядом, Ева улыбнулась ему и низко склонилась к гриве лошади, выражая почтение.
Вечером она была приглашена в Уайтхолл, и молодой Ричард Кромвель лично представил ее отцу. Он не скрывал своего восхищения дочерью барона Робсарта, и, как заметила Ева, лорд-протектор не выразил по этому поводу никакого неудовольствия.
С тех пор Ева стала частой гостьей в Уайтхолле. В былом дворце Стюартов на всем лежал отпечаток казармы, но все же чувствовалось, что новые властители входят во вкус королевской жизни. Здесь Ева познакомилась с супругой Оливера, Элизабет Кромвель, которая слыла образцом пуританской добродетели, но обожала пышные наряды и драгоценности, особенно жемчуг, причем в некоторых ее гарнитурах Ева узнавала личные вещи королевы Генриетты-Марии. Были здесь веселые дочери Кромвеля – Бетти, Марси и Френсис, которые так и атаковали Еву, чтобы она научила их придворным манерам и изысканному кокетству. Присутствовали и другие дамы, были военные, суровые на людях, но расслабленные в кругу своих, – зять Кромвеля Айртон, судья Карла I Бредшоу, лорд-хранитель государственной печати Уайтлок.
Часто в их веселой компании появлялся и сам Оливер. Здесь, не на людях, он становился общительным, грубо шутил, даже норовил ущипнуть дам. Но каждый вечер удалялся к себе для молитвы. Правда, Ева скоро пришла к выводу, что он попросту пьянствует, и пару раз даже видела, как этого моралиста под руки утаскивали в опочивальню и молчаливые слуги снимали с распростертого на королевском ложе Кромвеля сапоги. Однако она никому ничего не говорила. Она держалась мило и любезно со всеми, но, Боже правый, как же она презирала и ненавидела всех этих лицемеров, со словами Библии на устах, но уже всячески перенимавших манеры тех, кого они ограбили и уничтожили.
