Ознакомительная версия.
– Я вернусь, – твердо произнес «господин в синих одеждах» и быстро спустился по доскам трапа на портовую пристань.
Едва Гудо ступил на доски пристани, от уха к уху всех присутствующих пробежал шепот: «Это он! Он, Шайтан-бей! Это знаменитый Шайтан-бей!».
Носильщики замерли, не ощущая тяжести переносимого груза. Старейшины и старшины склонили друг к другу головы. Воины и стражники приподнялись на носки, чтобы лучше рассмотреть человека, которого сам Орхан-бей назвал Шайтан-беем.
Но Гудо еще ниже надвинул свой капюшон и бегом спустился к кромке воды. Здесь среди ноздреватых от постоянной волны валунов, он поспешно вытащил кошель и пересчитал золото. Чудо не произошло. Оно явно не прибавилось, да и не под силу это даже Шайтан-бею – главе семейства нечистой силы. Вспомнив, Гудо вытащил и поспешно развязал бархатный мешочек, подарок ночного путешествия.
Но ни золота, ни серебра в нем не оказалось. Зато был большой золотой перстень с несколькими яркими камнями, да обвернутый красной шелковой лентой свиток дамасской бумаги.
Большой перстень разве что мог быть надет на мизинец Гудо. Да и не пристало простому человеку в простых одеждах носить на руке столь вызывающее украшение.
«Сколько этот перстень может стоить? – тут же задался мыслью «господин в синих одеждах». – Может, пятьдесят, а может сто дукатов? А если еще поторговаться с турком? Может, уступит?»
Но вспомнив надутое лицо капитан-паши сразу же после неучтивого поведения Шайтан-бея по отплытию, Гудо отрицательно закивал головой.
– Ты что там с морем разговариваешь? – послышался насмешливый голос в десяти шагах.
Гудо посмотрел в сторону произнесенных слов и тут же поспешил приблизиться к их произнесшему.
Сулейман, старший сын Орхан-бея, восседал на славном белом жеребце в окружении собственной свиты и воинов.
– Мне сказали, что Шайтан-бей бежал сюда, как будто за ним кто-то гнался. Кто же мог напугать самого Шайтан-бея?
Вспомнив обидчивого капитана турка, Гудо низко поклонился хозяину Цимпе и уже половины земель полуострова Галлиполи, на которых уже начали накапливаться османские войска.
– Приветствую славного Сулейман-Гази-Пашу и приношу свои извинения, что не сам тут же явился к его милости. Тысячу извинений и моя покорная голова…
– Ты что там делал? – с усмешкой спросил явно находящийся в отличном расположении духа Сулейман.
– Если желает меня выслушать достопочтимый сын великого бея, я скажу – дела торговые…
Сулейман громко рассмеялся:
– Шайтан-бей решил податься в купчишки?
– Прости меня, светлейший. Но я желал купить нескольких рабов, что сейчас являются гребцами на той галере, на которой я прибыл. Но… Капитан-паша…
– Как это говорится?.. Дорожит своим товаром?
– Да, мой господин. Он желает тысячу золотых монет. У меня от щедрости вашего отца столько уже не осталось. Вот еще есть этот перстень…
– Дай-ка его мне.
Сулейман долго рассматривал большой перстень с крупными камнями и задумчиво вернул его Шайтан-бею.
– Мне знаком этот перстень. Его любил носить на своем указательном пальце мой брат Мурад. Ты же не украл его? Или может какое-то волшебство?
– Нет, мой господин. Это подарок. Свидетель тому Даут.
– Хорошо. Оставь его при себе. Это знаменитый перстень. А что касается твоих торговых дел… Думаю, капитан-паша уважит мою просьбу. Жди здесь своих рабов. Ну, а с золотом тебе все же придется расстаться. Я человек небогатый, а впереди много расходов. Подготовка к войне дорогое удовольствие. Жди.
Гудо еще раз низко поклонился и вернулся к камням у кромки воды.
– Знаменитый перстень Мурада, – все еще не веря и все больше не понимая, вздохнул «господин в синих одеждах». – Чтобы это значило?
И тут Гудо подумал о свитке бумаги, обвязанной красной шелковой лентой.
* * *
Гудо уже в третий раз перечитывал написанное. Большие латинские буквы, выстроенные в строгий ряд при первом прочтении, при втором уже приплясывали. А при третьем прочтении и вовсе пустились в пляс. К тому же бумага в трясущихся руках ее читателя трепетала мелкой волной.
«Я исполняю свое обещание помочь. Эта весточка только начало, хотя и стоила мне многих трудов. Уж очень щекотливое было это дело. Я позволил себе перевести письмо на понятную тебе латынь. Ведь турецкий язык и письмо ты так и не пожелал осилить. И напрасно. Само письмо, полученное тобой в том доме (ты знаешь, о чем я), я уничтожил. Так спокойнее и тебе, и мне. И опять не прощаюсь. Даут».
Это было в конце письма. А само письмо заставило сильнее забиться сердце и взволновало душу.
Гудо в третий раз перечитывал его.
«Мой милый и дорогой Гудо. Мне сказали, что я смогу увидеть тебя. Хотя ни услышать тебя, ни самой тебя поблагодарить я не смогу. Так велено, так я и поступлю, чтобы не навредить добрым людям, устроившим нашу встречу. Прости, что пишу на турецком языке. Других букв я никогда не знала. И много чего не знала и не умела. Теперь я благодарю Аллаха, который принял меня от рук нашего справедливого Господа и устроил мою жизнь так, как только мечтать можно.
Я еще не жена доброго Мурада, но он сказал, что непременно стану, когда придет время, и мое тело будет способно без тягости выносить его ребенка. А еще он много раз говорил, что любит меня, и поэтому дерзнул похитить меня. Я слышала, что это похищение произошло у гор Парнаса. Тогда был ранен рыцарь по имени Рени Мунтанери из каталонцев. Он освободил нас из плена и вез в свой афинский замок. Но Мурад выследил его и напал. Это ради меня, а не для того, чтобы кому то еще навредить. Спасать рыцаря бросилась Грета. Турки не смогли ее схватить. Так же не смогли схватить и Аделу с малышом Андреасом. Их защитил наш тогдашний хозяин-герцог. Ты его знаешь по галере и тому ужасу, которому он тебя подверг. Если встретишь его, не убивай. Господь смиловался над ним и укротил его жестокость, сделав спасителем безвинных душ. А еще он очень добрый и ни в чем мне не отказывает. Я попросила что-нибудь в подарок, и он отдал с пальца красивое кольцо. Это то малое, чем могу тебя отблагодарить.
Я живу в том доме, где мы виделись. Я забыла, что такое голод и страх. Меня учат многому, что должна знать и уметь жена такого знатного человека как Мурад. Я очень стараюсь. Часто вспоминаю своих родителей и тебя, милый Гудо. Ведь это ты спас меня от позора и унижений на том ужасном острове и молился за то, чтобы судьба была добра ко мне. Я пою песни Мураду, но не часто. Ему очень нравится, и он говорит, что мой божественный голос способен не только разрушать мосты (был у меня с Гретой такой случай возле города Арты, за что нас объявили ведьмами), но и строить великие государства. Мурад часто в походе, и это печалит меня. Я его очень жду. А еще прошу, чтобы он не убивал христиан. Он обещал их обращать в истинную веру. А Аллах добрый бог. Я теперь это знаю.
Ознакомительная версия.
