Ознакомительная версия.
Внезапно одна из служанок, та, что постарше, мягко ощупала живот Настасьи.
– Ждешь дитя? – негромко спросила она, чуть нахмурив свои черные густые брови. – Давно?
– Уже четыре месяца, – ответила Настасья, ощутив в груди недобрый холодок беспокойства.
– Не говори об этом господину, а то… – прошептала татарка, глянув в глаза Настасье, и осеклась. Затем торопливо дополнила: – В общем, не говори, и все!
Служанки удалились, оставив Настасью в полном одиночестве среди ковров и разбросанных подушек, в полумраке, который с трудом рассеивали оранжевые язычки двух светильников на высоких подставках из зеленоватого самшита. Вся обстановка юрты состояла из широкого низкого ложа, сплетенной из тростника ширмы, скамьи и двух сундуков. Очага в юрте не было.
Усталость, навалившаяся на Настасью, вынудила ее прилечь на ложе. Она не заметила, как уснула.
Пробудилась Настасья от тяжести, которая давила на нее. Открыв глаза, она увидела прямо перед собой улыбающееся хмельной улыбкой угреватое лицо Салджидая. Ее новый господин был обнажен и, устроившись между раздвинутыми ногами Настасьи, сильно и резко таранил ее лоно своим твердым жезлом. Каждое движение Салджидая отзывалось во чреве Настасьи тупой болью.
Иногда Салджидай замирал и тянулся своими влажными губами к накрашенным устам Настасьи, впиваясь в них жадным неумелым поцелуем. Он не столько целовал Настасью, сколько кусал ее. Настасье было больно и противно.
Мучительное для Настасьи совокупление было прервано появлением в юрте Лейлы и Галимы. Увидев Настасью, обе с трудом скрыли свое изумление. Они принесли подносы с яствами. Их волосы были собраны на голове в два пышных хвоста, а из одежды были только короткие набедренные повязки с бахромой. Обе были также густо накрашены и увешаны золотыми украшениями. К золотому поясу на Галиме были припаяны маленькие колокольчики, издававшие мелодичный тонкий звон при каждом движении.
– А ну-ка, красотка, станцуй для меня! – вскочив с ложа, воскликнул Салджидай, обращаясь к Галиме. – Покрути передо мной своей попкой! А ты играй, да погромче! – Салджидай нашарил под ложем трехструнный дутар и небрежно швырнул его в руки Лейле.
Персиянка, присев на скамью, заиграла восточный танцевальный мотив, уже знакомый Настасье после ее пребывания в ханском дворце.
Галима, делая плавные движения округлыми бедрами и вскинутыми над головой руками, шла изящными шажками по кругу то в одну сторону, то в другую. Ее круглая головка с милым улыбающимся лицом тоже была в движении, будто катаясь взад-вперед вдоль линии обнаженных плеч.
Салджидай таращился на танцующую Галиму и хохотал от переполняющего его восторга. Он то хлопал в ладоши, то подскакивал к девушке и с грубоватой лаской шлепал ее по бедрам и ягодицам.
Когда Галима закончила танцевать, Салджидай с каким-то безумным смехом сорвал с нее набедренную повязку и дважды вцепился зубами в ее белые пухлые округлости пониже спины. Галима вскрикнула от боли, но не посмела оттолкнуть Салджидая.
Настасья увидела на месте укусов кровавые следы от зубов.
Салджидай между тем опять возжелал соединиться на ложе со своей новой наложницей. Он тискал руками грудь Настасьи, гладил и ощупывал ее гибкую спину, стройные бедра, округлые колени. Во всех его движениях и в выражении глаз чувствовалось какое-то непонятное безумство, словно некая злая сила грызла сына Мамая изнутри, изводя его мучительным томлением.
Запустив пальцы в детородную щель Настасьи, Салджидай вдруг испустил блаженный стон и семя брызнуло из него прямо на постель.
В следующий миг Салджидай с утробным воплем впился зубами Настасье в плечо, прокусив кожу до крови. Настасья закричала и стала в ужасе вырываться. Это только подзадорило безумца. Он снова укусил Настасью, дотянувшись зубами до ее груди. Еще один вскрик девушки вызвал в Салджидае приступ нервного смеха.
Не помня себя от ярости, Настасья с размаху влепила Салджидаю одну пощечину, потом другую. Оторопевший Салджидай скатился с ложа на ковер, его глаза расширились и засверкали бешеной злобой. Он с такой свирепой стремительностью вскочил на ноги, сделав движение в сторону Настасьи, словно собирался задушить ее собственными руками.
Настасья не растерялась и с силой запустила в своего мучителя подвернувшейся под руку подушкой. Тугая шелковая подушка ударила Салджидая прямо в лоб. Это осадило его.
Длинно выругавшись, Салджидай накинул на себя халат и выбежал из юрты.
Все это произошло в течение одной минуты.
Взиравшие на это Лейла и Галима просто оцепенели от увиденного. Персиянка застыла с прижатыми к щекам руками. Галима побледнела от страха.
– Что ты наделала, Настжай?! – после долгой паузы пролепетала Лейла. – Что ты наделала!
– Салджидай убьет тебя! – трясущимися губами промолвила Галима. – А заодно и нас!
Настасья только теперь осознала случившееся, гнев, ударивший ей в голову, мигом растворился в ледяном страхе перед жестоким и неизбежным наказанием. Она бессильно опустилась на постель, поджав ноги и зажимая ладонью кровоточащее после укуса плечо.
Салджидай вернулся в юрту с плетью в руке. Следом за ним вошли два угрюмых узкоглазых нукера в кожаных рубашках с нашитыми на них металлическими бляшками, в плоских половецких шлемах, с саблями у пояса. Нукеры встали у двери, завешанной циновкой, тупо взирая на то, как Салджидай истязает плетью русскую рабыню, что-то злобно приговаривая при этом.
Двухвостая плеть со свистом впивалась в нагое тело Настасьи, оставляя у нее на руках, спине и плечах синие и багровые полосы. Настасья не кричала, молча уворачиваясь и заслоняясь руками от кружившего вокруг нее Салджидая, размахивающего камчой. От боли ее глаза были полны слез, и все же она не позволяла себе кричать, решив своею стойкостью ответить на жестокость Салджидая.
Не в силах смотреть на это, Лейла и Галима отвернулись, прижавшись друг к другу.
Голос, прозвучавший за спиной у Салджидая, остановил его руку на очередном замахе:
– О светлейший, тебя кличет к себе твой славный отец. Поспеши, дело срочное!
– Что случилось? – Салджидай обернулся, тяжело дыша.
В дверном проеме из-за циновки торчала голова слуги в тюбетейке.
– Эмир Челубей наткнулся на войско русов, – прозвучал ответ. – Твой мудрый отец созывает военачальников на совет.
– Хорошо. Я иду. – Салджидай отшвырнул плеть.
Голова слуги исчезла.
* * *
Совет у Мамая был недолог. Мурзы и эмиры, настроенные на то, что московский князь, скорее всего, бежал в северные леса, а те из русских князей, что решатся воевать с Ордой, должны собрать свои полки на окском речном рубеже, не желали верить донесениям эмира Челубея.
Ознакомительная версия.
