– Увы! – сказал со вздохом Луи. – Что могут сделать четверо против пятидесяти?
– Это правда! – согласился Валентин с унынием, опускаясь на свое место. – Трангуаль Ланек говорит правду: надо не драться, а хитрить.
– Вождь, – заметил Луи, – мне кажется, что ваш план очень хорош; только нужно сделать два важных дополнения.
– Пусть говорит брат мой, он мудр, совет его будет исполнен, – отвечал Трангуаль Ланек, вежливо кланяясь.
– Мы должны все предвидеть, чтобы не потерпеть неудачи. Ступайте в лагерь, а мы пойдем за вами; только если вам не удастся возвратиться к нам так скоро, как мы желаем, условимся о сигнале, который нас уведомит о невозможности встречи; условимся также в другом сигнале на тот случай, если ваша жизнь будет в опасности, чтобы мы могли помочь вам.
– Очень хорошо, – подтвердил Курумилла, – если вождю понадобится наше присутствие, он будет подражать крику баклана; если он будет принужден остаться у окасов, пусть он уведомит нас о том, подражая пению щегленка, повторенному три раза.
– Это условлено, – отвечал Трангуаль Ланек, – какое же второе замечание моего брата?
Граф порылся в своем мешке, вынул оттуда бумагу, написал несколько слов на листке, который сложил вчетверо, и отдал его вождю, говоря:
– Особенно важно, чтобы те, которого мы хотим освободить, не мешали нашим планам; может быть, дон Тадео не узнает моего брата. Чтобы избегнуть недоразумения, вождь сунет эту записку в руки молодой бледнолицей девушки... она уведомит ее о нашем присутствии.
– Это будет сделано; девушка с лазоревыми глазами получит вашу записку, – отвечал вождь.
– Теперь, – сказал Курумилла, – пойдем по следу наших врагов, чтобы не потерять его во второй раз.
– Да, потому что время не терпит, – прошептал Валентин, с досадой стиснув зубы и садясь в седло.
Европейцы с трудом могут представить себе, с каким терпением индейцы идут по чьим-либо следам. Постоянно согнув спину и устремив глаза в землю, они не пропускают ни листка, ни травинки. Они отводят течение ручьев, чтобы найти на песке следы шагов, и часто возвращаются на несколько миль назад, когда попадут на ложный след, потому что индейцы, преследуют их или нет, непременно скрывают свои следы насколько возможно.
На этот раз ароканы, интерес которых требовал, чтобы за ними не было погони, выказали величайшую хитрость, стараясь скрыть свои следы. Как ни были опытны Трангуаль Ланек и Курумилла, след часто ускользал от них. Только посредством прозорливости и какого-то инстинкта, после неслыханных поисков и сверхъестественных усилий успели они связать нить, которая на каждом шагу обрывалась в их руках.
К вечеру второго дня Трангуаль Ланек, оставив своих спутников на склоне холма у входа в природный грот, какие часто встречаются в этих областях, вонзил шпоры в бока своей лошади и скоро исчез из виду. Он направлялся к тому месту, где Черные Змеи остановились на ночь; это место обозначалось для прозорливых глаз индейца тонкой струей белого дыма, которая, как легкий пар, поднималась к небу.
Доехав почти до лагеря, Трангуаль Ланек вдруг увидел перед собой двух индейцев Черных Змей, в их военном костюме из невыделанной кожи, которую окасы носят, чтобы защитить себя от ран. Эти индейцы сделали ему знак остановиться. Вождь исполнил это немедленно.
– Куда едет брат мой? – спросил один из Черных Змей, подъезжая к Трангуалю Ланеку, между тем как другой, укрывшись за дерево, готов был прийти на помощь, если бы это оказалось необходимо.
– Трангуаль Ланек узнал след своих братьев Черных Змей, – отвечал вождь, вскидывая на плечо свое ружье, которое он держал в левой руке, – он хочет покурить у их огня прежде чем будет продолжать свое путешествие.
– Пусть брат мой следует за мной, – лаконически отвечал индеец.
Он сделал неприметный знак своему товарищу, который вышел из своей засады, и оба проводили вождя в лагерь. Трангуаль Ланек последовал за ними, бросая вокруг взгляд, внешне беззаботный, но от которого ничто не укрывалось.
Через несколько минут они приехали. Место было искусно выбрано. Это была вершина пригорка, с которой прекрасно видны были окрестности, что делало неожиданное нападение невозможным. Зажжено было несколько костров; пленники, в числе которых находилась и Красавица, были по-видимому свободны и сидели под деревом. Индейцы, казалось, не занимались ими.
Приезд пуэльчесского воина вызвал сильное волнение, скоро однако прикрытое индейским бесстрастием.
Трангуаля Ланека отвели к токи. Так как высокая репутация пуэльчесского ульмена была известна между его соотечественниками, Антинапоэль, чтобы встретить его с почетом, дожидался на самом возвышенном месте лагеря, стоя и скрестив руки на груди.
Оба вождя поклонились друг другу с обычным приветствием, обнялись, положив друг другу правую руку на левое плечо и, взявшись за мизинцы, подошли к огню, от которого все удалились, они сели друг подле друга и молча начали курить. Окончив эту важную часть церемониала, Трангуаль Ланек, давно знавший хитрый и лукавый характер своего собрата, заговорил первый.
– Брат мой Антинапоэль охотится со своими молодыми людьми? – сказал он.
– Да, – лаконично отвечал токи.
– И охота моего брата была счастлива?
– Очень счастлива, – сказал Антинагюэль со зловещей улыбкой, указывая пальцем на пленных, – пусть брат мой раскроет глаза и смотрит.
– Бледнолицые! – сказал Трангуаль Ланек, притворившись будто приметил испанцев в первый раз. – У брата моего точно была хорошая охота, он получит большой выкуп за своих пленных.
– Жилище Антинагюэля одиноко; он ищет жену, которая жила бы в нем; он не возвратит своих пленных.
– Хорошо, я понимаю: брат мой возьмет одну из бледнолицых женщин?
– Девушка с лазуревыми глазами будет женою вождя.
– Зачем брат мой оставил Великого Орла? Этот человек стесняет его в лагере.
Антинагюэль отвечал улыбкой, в выражении которой Трангуаль Ланек не мог ошибиться.
– Хорошо, – продолжал он, – брат мой великий вождь; кто может изведать его мысль?
Воин пуэльчесский встал. Он оставил Антинагюэля и несколько минут прохаживался по лагерю, притворно любуясь порядком, но на самом деле он приблизился мало-помалу, почти неприметным образом к тому месту, где сидели пленники. Антинагюэль, которому было лестно одобрение человека, пользовавшегося справедливой известностью и уважением, подошел к нему и сам подвел его к трем несчастным испанцам.
– Пусть смотрит брат мой, – сказал он, указывая на молодую девушку, – не заслуживает ли эта женщина быть женой вождя?
– Она хороша, – холодно отвечал Трангуаль Ланек, – но я отдал бы всех бледнолицых женщин за мех огненной воды, как те три меха, которые привязаны к седлу моей лошади.
