Никому из нас, конечно, не приходит в голову назад поворотить. Да и поздно. Позади точно такие же челны появились. Делать нечего, надеваем кольчуги, покрываем головы шлемами, берем наизготовку копья, обнажаем мечи. Луков не трогаем. Похоже и те, на челнах, не собираются начинать с перестрелки.
Сблизились и видим, что на разбойниках шлемы точно такие же, как наши, может быть, в одних кузницах кованы. Различаем под шлемами и лица. Сдается, что перед нами люди словеньского роду-племени, как и мы сами. На челнах тоже замечают, что перед ними не купцы. С переднего челна слышен оклик:
– Кто такие?
Один из наших отвечает этак задиристо:
– А вот такие! Вперед скажи, сами-то вы кто?
С челна кричат:
– Не желаете отвечать, вам же хуже! А ну, ребята, проучим нахвальщину[217]!
Тем временем челны поравнялись с нами, и быть бы сече кровавой, кабы с одного из челнов не раздался радостный вопль:
– Нежило, друг, ты?
А Нежило в ответ:
– Перун ясный! Да ведь это Ждан!
Кто-то узнал меня, я – его. Так и пошло – одно узнавание за другим. Люди прячут мечи в ножны, прыгают с судна на судно, обнимаются, целуются.
Приплываем в их стан. Дремучий лес кругом, костры пылают, медвежатина на вертелах жарится, в котле варится уха. Вот уж и смерклось, а разговоры все не смолкают. Еще бы, столько лет не виделись, всего сразу и не переговоришь! Нашлось и хмельное… Словом, хорошо там у них. Век бы разбойничал!
Поселились они над Волгой, на Жигулевских горах, за несколько лет до нашей встречи, не откладывая дела, срубили себе избы и безбедно перезимовали. Житье там привольное, в лесах зверя полно, в Волге – рыбы. Так что добыть пропитание нехитро. А то, глядишь, повезет разбить торговый караван – тогда у шайки вдоволь бывает и вина и заморских яств. Постели застилают драгоценными заморскими тканями, одеваются в узорчатую чужеземную сряду, а в потаенных вертепах хоронят сарацинское серебро.
На Волхов возвращаться не собираются, ведь у них с князем Рюриком распря вышла. Новый-то князь, мол, еще поухватистей прежних будет, тех, что из рода его матери. Недаром люди добрые сказывают, что род этого Рюрика по отцу от сокола происходит, так, верно, и есть: когти-то у него железные, во что вцепится, уж не выпустит. Словом, никак не одобряют вольные люди призвания князя из Заморья.
Нежило говорит:
– Да у нас своих князей хоть пруд пруди! У каждого рода князь. Кабы Рюрик этот хоть немного с вечем считался, а то норовит все по-своему, и вече ему не указ! Водим-то Храбрый сулил вместе с вечем все решать, да вот вишь ты… знать, не судьба… Да и на что нам князь, что, мы сами собой володеть не можем?
Что-то больно скоро позабыл Нежило, как после смерти князя Гостомысла стали сами собой володеть… Ведь каждый должен бы помнить, что не было в них правды, что встал род на род, и все передрались – и чудь, и кривичи, и нерева, и прусы, и словене… Потому и позвали князя со стороны, чтобы не было у него тут заведомых подручников, чтобы судил по правде. Да и не совсем со стороны – Рюрик ведь внук Гостомыслов.
Не знал тогда никто, ни мы, ни они там, на горах-то Жигулевских, что князь Рюрик всех простил, зовет вернуться и хочет жить со всеми в мире и согласии. Кабы знали, может, не то и говорили бы…
Однако, что там они ни говорили, а когда прощались с нами, не только нас щедро одарили, но и особо послали с нами хорошие подарки князю Рюрику. Хоть и разбойники, а гостеприимные хозяева и мудрые осмотрительные мужи, ничего не скажешь.
И вот Самарская лука позади, позади и хазарская земля, плывем уже в пределах булгарского царя, впрочем тоже подвластного хазарскому кагану.
Однажды замечаем, что ближе к левому берегу вода в реке синяя, а к правому – желтая. Не скоро сообразили, что желтая вода – волжская, а синяя – камская, только когда доплыли до устья Камы, что слева впадает в Волгу.
Долго еще Кама течет, не смешиваясь с Волгой. А мы, пока не увидели синей-то воды, и не замечали, что плывем по желтой – вода как вода. Вот такие чудеса там, на Волге.
Глава пятнадцатая
БУЛГАР
Продолжение рассказа Страшка
Наши добрые хозяева успели перед дорогой рассказать нам о булгарах. Народ они мирный, сами редко нападают на кого-нибудь, воюют большей частью, когда их вынуждают к тому. Булгары больше склонны к торговле, чем к войне, и то, чего нет в их земле, предпочитают покупать, а не отнимать силой оружия.
В булгарской земле хорошо родятся злаки, тамошние жители сеют рожь, пшеницу, ячмень, просо, овес. Главное богатство булгар – кони, у них великое множество коней. Как Нежило говорил: там не то что кони в табунах, а и табуны в степях не считаны. Но овец булгары покупают у восточных соседей – башкир и огузов[218]. И, как все, собирают мед по лесам, ловят рыбу, охотятся.
Особенно славятся булгары по иным землям тем, что добывают рог единорога[219]. Они говорят, что охота на этого зверя весьма опасна, но рог того стоит. Он огромен – в три, а то и в пять локтей длины. Из него режут всякое узорочье и даже посуду. Рог очень ценится в полуденных странах. Говорят, что самого единорога никто из чужеземцев никогда не видывал, – булгары не берут чужих на охоту.
Торговые люди словеньского языка и варяги привозят на тамошний торг красивых невольниц, особенно ценимых сарацинскими купцами. Спору нет, бойко идет там торговля невольницами, немалые куны наживают на ней, однако самый большой доход все же от торговли пушным товаром. У северного народа, называемого весь, покупают булгары много соболей и бобров, черных лисиц и белоснежных горностаев, на которых особенный спрос в полуденных странах. Это не считая белок и куниц, которых продают там целыми ворохами. Немало мехов привозят в Булгар торговые люди и от других племен.
И со всего, что там продается и покупается, булгарскому царю, как положено, следует десятина.
Торг находится на высоком берегу. А в стороне от него лежит главное селение Булгарского царства – Булгар, в котором и живет царь. Селение большое, а городом не назовешь – оно не огорожено стеной.
В этом селении нет деревянных домов – одни юрты. И царь живет в юрте, только у него юрта весьма большая, может вместить несколько сот человек. Вся она устлана армянскими коврами, а посередине стоит царский престол, покрытый византийской парчой.
Говорят, что булгарский царь не чванлив, часто появляется верхом на торгу, и с ним нет никого, даже слуги. Но тамошний народ все равно почитает его. Когда он проезжает, каждый встает, снимает шапку и сует ее под мышку.
