— Пойдем-ка ко мне, — раздался над его ухом приятный протяжный голос.
Дерулед вздрогнул и очнулся от своих дум. Перед ним стоял сэр Перси Блейкни, один вид которого, казалось, способен был разогнать самые мрачные думы.
Они долго шли по улицам старого Парижа, наконец сэр Перси остановился у маленькой гостиницы, двери которой были открыты настежь.
— Моему хозяину нечего опасаться воров, — объяснил англичанин, провожая гостя по узкому коридору и по лестнице на верхний этаж, — внутренность дома так непривлекательна, что никому не хочется войти.
— Как вы можете жить в такой грязной норе? — невольно воскликнул Дерулед, переводя взгляд от изящно одетого сэра Перси на убогую обстановку его маленькой комнаты.
— Я останусь здесь, пока не увезу вас из Парижа.
— В таком случае уезжайте в Англию, я никогда не уеду…
— Без Жюльетты де Марни, не так ли?
— Неужели мы ничего не можем сделать для ее спасения? печально промолвил Дерулед.
— А вам известно, что она в Люксембургской тюрьме?
— Я об этом догадывался.
— Итак, вы все еще любите ее, несмотря на то что она донесла на вас?
— Но за это она готова поплатиться жизнью ради меня.
— И вы готовы простить ее?
— Я люблю ее со всеми ее слабостями, со всеми поступками, за нее я готов отдать душу!
— А она?
— Она меня не любит… Иначе не предала бы.
Сэр Перси не возразил, но его подвижный рот искривился странной улыбкой. Он подумал о прекрасной Маргарите, так горячо любившей его и, несмотря на это, сделавшей ему так много зла. Он пожал своими широкими плечами, и этот жест вместе с усмешкой словно говорили: «Предоставим все времени и… счастью».
— Теперь, когда вы знаете, как я люблю Жюльетту, — обратился к нему Дерулед, — обещайте мне позаботиться о ней, когда меня казнят! Спасите ее!
Загадочная улыбка осветила лицо сэра Перси.
— Спасти ее? Кому же вы приписываете сверхъестественную силу, необходимую для этого: мне или Лиге Алого Первоцвета?
— Вам, — серьезно ответил Дерулед.
— Ну, сделаю что могу: постараюсь… по мере сил, — с той же улыбкой ответил Блейкни.
Наступил день, необычайно трудный для Фукье-Тенвиля. Целых восемь часов ушло на суд по обвинению тридцати пяти лиц в измене республике. Тенвиль был неутомим и положительно превзошел себя: из тридцати пяти подсудимых тридцати был вынесен смертный приговор.
Жаркий августовский день уже склонялся к закату, и вечерние тени начали окутывать длинный неуютный зал, где заседало это подобие суда. В самом конце зала, на грубой деревянной скамье, перед пюпитром, заваленным бумагами, восседал гражданин председатель суда. Над его головой на голой стене красовались слова: «Республика, единая и нераздельная», под ним девиз: «Свобода, равенство, братство». Четыре чиновника вносили в объемистую книгу «Протоколы революционного трибунала», запись гнуснейших в мире преступлений. Против председателя на более низкой скамье уселся гражданин Фукье-Тенвиль, успевший отдохнуть и освежиться. На каждом пюпитре, бросая причудливые тени на лица чиновников и на белые стены со зловещими девизами, горела сальная свеча. Окруженный решеткой помост в центре зала дожидался подсудимых, против него спускалась с потолка медная, с зеленым абажуром, лампа.
Вдоль длинных стен зала стояли в три ряда прекрасные дубовые скамьи, захваченные из собора Парижской Богоматери и других церквей. Вместо благочестивых молельщиков на них восседали зрители страшной комедии несчастных, которых через несколько часов ждал эшафот. Первый ряд предназначался для граждан депутатов, желающих присутствовать на суде, обязанностью их было следить за правильным ведением дела. Почти все скамьи были заняты. Тут находились гражданин Мерлен, министр «правосудия», против него — гражданин министр Лебрен, далее Робеспьер, все еще в полной силе своей власти, и много других известных лиц. На конце скамьи отчетливо выделялась фигура Деруледа со скрещенными на груди руками.
Гражданин председатель позвонил в колокольчик, и двери для публики открылись. О, что это были за подонки общества! Женщины растрепанные, едва одетые, с ужасными испитыми лицами, все они устремились занять места поближе к несчастным жертвам. Были здесь и дети с бледными, исхудалыми от голода личиками. Эти дети видели смерть во всем ее ужасе, теперь они нетерпеливо ожидали интересного зрелища.
— Введите подсудимых! — раздался голос председателя.
Подсудимые входили по одному, в сопровождении солдат национальной гвардии: их вводили на помост, где они выслушивали обвинительный акт, который читал Фукье-Тенвиль.
После того как двое были приговорены к смерти, несколько человек — к галерам и три женщины — к заключению в исправительном доме, наступила очередь Жюльетты. Она вышла совершенно спокойно, необыкновенно прекрасная в своем простеньком сером платье, опоясанном черной лентой, с мягкой белой косынкой на груди. Из-под белого чепчика выбивались роскошные золотистые волосы, детское личико было очень бледно, но вполне спокойно. Как бы не сознавая окружающей обстановки, она твердой поступью взошла на помост, не глядя по сторонам, и потому не видела Деруледа.
«Приговор над Жюльеттой Марни был произнесен 25 фрюктидора, в семь часов, гражданином Фукье-Тенвилем, и подсудимая выслушала его совершенно спокойно, почти равнодушно», — гласит исторический документ.
Дерулед делал над собой страшные усилия, чтобы не вскочить с места, не наброситься с животной яростью на Фукье-Тенвиля и ударом сильного кулака не положить конец его лживой речи. Но для блага любимой девушки он должен был молча слушать, пока Фукье-Тенвиль читал:
— Гражданка Жюльетта Марни, вы обвиняетесь в ложном доносе на народного представителя; этим актом вы побудили революционный суд обвинить этого народного представителя, сделать обыск в его доме и потратить даром драгоценное время, которое должно быть употребляемо на служение республике. Такой ваш поступок был вызван желанием освободиться от человека, который препятствовал вам вести безнравственный образ жизни, что и привело вас на скамью подсудимых. Вы признались, что несколько граждан состояло с вами в безнравственной связи, что ваше обвинение гражданина Деруледа было ложно и злонамеренно, наконец, вы старались уничтожить какие-то предосудительные письма. Принимая все это во внимание, я именем французского народа требую, чтобы из зала суда вас отвели на площадь Революции, где из рук гражданина Самсона вы получите публичное наказание плетью. Оттуда вас отправят в тюрьму Сальпетриер, где вы останетесь столько времени, сколько будет назначено по усмотрению Комитета общественного спасения. Итак, Жюльетта Марни, вы слышали ваш приговор, что вы желаете сказать в свою защиту?
