Она услышала, как самураи отозвались:
— Да, госпожа Сидзукэ. Слушаем и повинуемся.
Аямэ извлекла нож из ножен.
Сидзукэ не чувствовала ни того, как Аямэ распахнула ее кимоно и нижнее платье, ни как нож вошел в ее живот, ни как кровь хлынула новым потоком, ни как ее дочь покинула ее чрево и вышла в мир. У нее оставалось лишь зрение — но перед глазами все плыло, — и слух, — но звуки доносились словно бы издалека. Все прочие чувства ее уже покинули.
Она услышала первый крик новорожденной. Даже с расстояния ей было видно, что девочка сильная и энергичная. Сидзукэ улыбнулась.
— Госпожа моя, вот ваша дочь.
Аямэ положила что-то ей на грудь и придержала. Что-то было теплым, оно шевелилось, оно кричало и было очень тяжелым.
Сидзукэ ощутила ритм, который не принадлежал ей — настойчивый, неясный, напоминающий дрожь земли, что возвещает о неминуемо приближающемся землетрясении.
Это колотилось новое сердце.
Руки уже не слушались Сидзукэ. Потому она не обняла свою дочь, ни в первый, ни в последний раз. Ей казалось, будто она чувствует тепло, исходящее от крохотного тельца, но она знала, что это всего лишь игра ее воображения. Ее тело лишилось способности что-либо ощущать.
— Сен, — сказала Сидзукэ.
Отряд из тридцати одного человека — тридцати самураев и одной бывшей придворной дамы — скакал на северо-запад вокруг мыса Мурото, к потаенному перевалу в горах острова Сикоку. За спиной у них остался горящий замок «Воробьиная туча», тысячи преследователей, пепел их господина и госпожи и обезглавленные трупы погубивших их предателей.
Аямэ сидела в седле, как самурай. Она не могла сидеть, как подобает даме, и при этом скакать так быстро, как требовалось. Она прижимала к груди госпожу Сен. Она расскажет Чиаки о предсказании госпожи Сидзукэ, о том, что у самой Аямэ родится сын, и о том, что он усыновлен еще до рождения и даже до зачатия, и с момента появления на свет он будет Окумити. Он станет князем — так сказала Сидзукэ — и женится на Сен.
Аямэ обязательно расскажет Чиаки обо всем этом, но попозже. Она видела, что сейчас его горе слишком велико, и он не вынесет новой ноши. Он горевал о своем отце, которого любил, и который оказался предателем. Он горевал о своем князе, великом вожде, который мог бы стать сёгуном.
Но сильнее всего он горевал о госпоже Сидзукэ, как и сама Аямэ.
Они добрались до гребня и должны были начать спускаться в долину. Аямэ обернулась, чтобы бросить последний взгляд назад.
Она не могла увидеть «Воробьиную тучу». Замок остался слишком далеко позади. Она даже не смогла рассмотреть ни дыма, ни отсветов пламени.
Такому маленькому отряду нужно было совсем немного времени, чтобы пройти через перевал.
Вскоре здесь все стало таким же, каким и было до их появления.
Зеленые сосны Мурото.
Небо наверху.
Земля внизу.
