Ознакомительная версия.
— Что за корабль? — спросил он в рупор.
— Рыбацкая шхуна!
Капитан вздохнул — таких будет еще много. Однако всякий раз, завидев парус, он не мог сдержать прилив волнения и к вечеру, вконец измотав себе нервы, дал приказ подойти ближе к берегу для ночного патрулирования. Однако даже ночью Кодрингтон не смог отдохнуть — три раза его будили, и он, продирая глаза и спотыкаясь, поднимался на палубу проверить, кому принадлежат далекие красные и изумрудно‑зеленые огоньки, мигающие во тьме. В душе вспыхивала надежда, нервы сжимались в тугой комок, он готов был отдавать команды и немедленно идти в бой, и каждый раз оказывалось, что мимо проходит очередной люггер или шхуна. «Черной шутке» приходилось поспешно уходить прочь, чтобы не быть опознанной.
На рассвете капитан снова вышел на палубу. Корабль удалялся от берега для выполнения тех же дневных маневров. С топа мачты докладывали о все новых рыболовецких судах, явился с неутешительными новостями и перепачканный углем механик‑шотландец.
— До конца дня не дотянем, сэр, — сообщил он угрюмо. — Я жгу уголь еле‑еле, только чтобы топка не остыла, так и то осталось ведро или два.
— Мистер Макдоналд, — грозно перебил его Клинтон, пытаясь держать себя в руках и не выказывать усталости, — корабль останется на боевой позиции, пока я не отдам нового приказа. Мне безразлично, что вы будете жечь, но когда я потребую пар, вы обязаны его дать — иначе распроститесь с самой жирной долей призовых денег, какая вам когда‑либо доставалась.
Однако надежды угасали с каждым часом. Канонерка занимала боевую позицию уже вторые сутки. Неужели ей удалось настолько обогнать быстроходный клипер? Может быть, Сент‑Джона что‑то задержало? Едва ли. С каждым часом Клинтон все больше уверялся в том, что работорговцы ускользнули у него из‑под носа, забрав с собой невольников и женщину, которую он любил больше жизни.
Капитан понимал, что ему пора отдохнуть, но в каюте стояла одуряющая духота, и он томился там, как зверь в клетке. Он остался на палубе, и, не в силах стоять на месте больше нескольких минут подряд, то склонялся над штурманским столиком и перебирал навигационные приборы, то откладывал их и снова расхаживал по палубе, посматривая на топ‑мачты. Томясь в ожидании и нервничая, он критически оглядывал корабельное хозяйство. Офицеры с встревоженными лицами ходили за ним по пятам, а вахтенные на палубе не смели поднять глаз. Яростный крик капитана заставил всех застыть на месте.
— Мистер Денхэм, это не палуба, а свинарник! Какое животное развело тут эту грязь?
На белом, вычищенном пемзой дощатом настиле палубы темнело коричневое пятно табачного сока. Денхэм глянул под ноги и тут же принялся отдавать команды, заставившие засуетиться десяток человек. Капитан с лейтенантом смотрели сверху вниз на четырех матросов, которые стояли на коленях и яростно скребли злосчастное пятно, другие тем временем подносили ведра с морской водой, а остальные запускали палубную помпу. Атмосфера так накалилась, что никто не услышал, когда с топа‑мачты прозвучал крик впередсмотрящего:
— Парус!
Откликнуться пришлось Феррису:
— Что за судно?
— Корпус за горизонтом, четыре мачты, прямая оснастка!
Работа на палубе остановилась, все задрали головы и прислушались.
— Обходит мыс с наветренной стороны, берет курс норд‑норд‑вест.
Кодрингтон очнулся первым. Он выхватил у лейтенанта Денхэма подзорную трубу, подбежал к мачте и, заткнув трубу за пояс, стал карабкаться вверх. Не остановившись ни на секунду и не сделав ни одного неверного движения, он добрался до верхних вант, повиснув спиной вниз в сотне футов над качающейся палубой, и вскарабкался в «воронье гнездо». Дыхание с хрипом клокотало в горле, в ушах звенело. Клинтону не приходилось так лазать с тех пор, как он служил гардемарином.
Впередсмотрящий, как мог, потеснился — в брезентовой корзине едва хватало места для двоих — и указал на горизонт.
— Вон он, сэр.
На верхушке мачты качка усиливалась многократно, и горизонт в поле зрения подзорной трубы прыгал и расплывался, однако сейчас это не имело значения. Едва капитан разглядел маленькую белую пирамидку парусов, как все его сомнения отпали и сердце яростно забилось.
Задыхаясь от волнения, он глянул вниз на сверкающую белизной палубу, усеянную крошечными фигурками, и крикнул:
— Мистер Денхэм, разверните корабль точно на восток! Полный ход!
Не успев даже перевести дыхание, он вылез из «вороньего гнезда» и стал спускаться вниз — еще проворнее, чем карабкался наверх, а последние полсотни футов попросту соскользнул по бакштагу, почти не обратив внимания, что грубая пеньковая веревка обожгла ладони.
Ноги его едва коснулись палубы, а корабль уже ложился на новый курс. Предвидя следующий приказ, Денхэм вызвал всех наверх. Возбужденно переговариваясь, матросы поднимались на палубу.
— Приготовиться к бою! — скомандовал Клинтон.
Его загорелое лицо налилось кровью, сапфировые глаза воинственно сверкали.
Все офицеры были при шпагах, один Клинтон выбрал абордажную саблю. Ему нравилось это тяжелое мощное оружие, и, обращаясь к офицерам, он то и дело клал руку на эфес.
— Господа, у меня есть доказательства, подтвержденные документами, что на корабле имеются черные невольники.
Денхэм нервно кашлянул, но Клинтон не дал ему заговорить.
— Я знаю, что это американский корабль и при обычных обстоятельствах мы не имели бы права воспрепятствовать его движению. — Денхэм облегченно кивнул, но Клинтон безжалостно продолжал: — Однако я получил призыв о помощи от одной из подданных ее величества, доктора Робин Баллантайн, которую вы хорошо знаете. Ее насильно удерживают на борту «Гурона», и долг не позволяет мне отказать ей в помощи. Я собираюсь взять невольничье судно на абордаж, а если команда окажет сопротивление, вступить в бой. — Капитан замолчал, глядя на потрясенные лица. — Те из вас, у кого имеются возражения против моего плана, могут теперь же занести их в судовой журнал, а я поставлю свою подпись.
Офицеры вздохнули с облегчением и благодарностью — редкий капитан проявлял такую терпимость к несогласным.
Кодрингтон аккуратно расписался под записями в судовом журнале и вернул перо на подставку.
— Теперь, господа, все формальности соблюдены — пора начать отрабатывать жалованье.
Он указал на белоснежную гору парусов, хорошо заметную с носовой палубы, и впервые после выхода из Занзибарской гавани улыбнулся.
Из высокой дымовой трубы над головами офицеров вырвалось облако черного смолистого дыма, машинный телеграф резко звякнул, и стрелка на циферблате указала: «Машина готова». В котлах развели пары.
Ознакомительная версия.
