— Первый ряд, на колени! — послышались крики командиров. — Остальным — поднять щиты!
Сотни скутумов, грохнув друг о друга, взлетели вверх; передняя шеренга вместе с Ромулом и Петронием, по-прежнему держа щиты перед собой, опустилась на колени. Теперь первый ряд солдат был полностью скрыт за вертикальной стеной собственных щитов, над которыми наклонно держала щиты вторая шеренга. Скутумы задних шеренг лежали горизонтально над головами. Ромул улыбнулся: Цезарь использовал тот же прием, которым Забытый легион некогда защищался от парфянских стрел, — прием более надежный, чем традиционная оборона, когда передняя шеренга остается стоять и враг прицельно бьет по незащищенным голеням, выводя из строя больше солдат.
После секундной паузы воздух наполнился гулом — стрелы полетели к земле. Еще через миг с громким стуком посыпались камни. Ромул застыл в напряжении, уже зная, каким будет следующий звук, ненависть к которому не притупляется временем. Людской вопль в первые мгновения атаки всегда страшнее, чем позже, в ярости боя, в угаре схватки один на один, среди кровавого месива битвы.
Вопль не заставил себя ждать — сдавленные крики боли понеслись со всех сторон. Солдаты оседали на землю от смертоносного древка, проникшего в тело сквозь щель в плотной стене скутумов, нередко стрелы пронзали щиты насквозь, вонзаясь в лица и руки. Камни, обычно отскакивающие от скутумов, все же находили мишень, оставляя после себя перебитые кости и смятые шлемы. При гигантском количестве камней и стрел потери неизбежны: тут и там валились в грязь воины, выпуская оружие из ослабевших рук.
Мечта Ромула вернуться в Рим меркла на глазах. Тревожно вглядываясь в плотные ряды врагов, он вновь, как всегда, молил Митру о помощи.
Молились любимым богам и остальные.
Выполнив положенное, пращники с лучниками отошли назад — настал черед колесниц. Ромул насчитал не меньше полусотни: вполне хватит, чтобы смять основную часть Двадцать восьмого легиона, пока понтийская тяжелая конница вместе с фракийцами будет обходить с тыла. Положение делалось серьезным, если не отчаянным, — однако ни солдаты из других легионов, ни Цезарь так и не появлялись.
Возницы, подобрав поводья, уже пустили коней рысью, стали видны доспехи — чешуйчатые панцири, пластинчатые наручи и шлемы с гребнем, похожие на римские. Плети с длинной рукоятью то и дело хлестали коней, которые после необременительного, намеренно медленного подъема теперь легко неслись галопом, увлекая колесницы на врага. При всей крутизне склон оказался довольно сглаженным, кони стремительно набирали скорость — бряцала колесничная упряжь, грозно сверкали вращающиеся клинки на колесах. Конница на флангах под боевые возгласы отделилась от колесниц, готовая взять римлян в тиски; сзади поспевали тысячи пельтастов и туреофоров с оружием наготове — их черед придет в конце, когда разметанное колесницами и конницей вражеское войско нужно будет держать врозь, не позволяя ему объединиться.
Легионеров объял ощутимый страх — Двадцать восьмой вновь дрогнул, несмотря на ободрения и угрозы командиров. Центурионы шагнули в первые ряды, знаменосцы взметнули древки выше — миг был удержан, строй остался стоять. Надолго ли… Солдаты обменивались тревожными взглядами, судорожно бормотали молитвы и оглядывали небо в поисках знака. Всем грозила неминуемая смерть — под серпами колесниц или от мечей всадников. Гадес его побери, где носит Цезаря?..
Когда наконец послышался приказ центурионов задним рядам обернуться и встретить врага, Ромул пожалел, что нынешнее войско не вооружили длинными копьями, какими бился Забытый легион, — против них не устояла бы никакая конница. Теперь же у каждого был лишь скутум, меч да пара дротиков. Сердце не отсчитает и двадцати ударов, как спереди на римлян налетят колесницы, в тыл ударят сотни тяжелых всадников, а уж пехота довершит начатое. Ромул в сердцах сплюнул. Оставалось надеяться, что, пока они будут гибнуть, Цезарь успеет собрать прочие легионы.
Между плотным строем колесниц и передними рядами римлян оставалось меньше сотни шагов. Отступать было некуда — либо гибни под копытами коней, закованных в броню и летящих в бешеной скачке, либо тебя перережет серповидными клинками, торчащими по сторонам. Возницы откровенно ухмылялись: они тоже знали, что римлянам не уйти, и лишь скорее гнали коней.
— Готовь пилумы! — взревели центурионы. Охваченные страхом солдаты послушно откинули назад правую руку, готовые к удару.
Кони неслись навстречу, мотая головами вверх-вниз, ноздри раздувались от напряжения, копыта колотили по твердой земле, бряцала упряжь. Ромулу даже мерещилось жужжание серповидных клинков, вращающихся на колесах.
Полсотни шагов — и колесницы налетят на строй. Время растеклось, слившись в один долгий миг. Взвился в воздух камень, попавший под колесо, от удара возница упал, колесница опрокинулась, ее занесло на соседнюю — и когда обе остановили безумный бег, хриплый ликующий крик пронесся над римским строем. Остальные колесницы это, конечно, не остановило. За спиной у Ромула кто-то проклинал несчастливую судьбу, Цезаря и всех богов, кто-то подвывал от страха. Петроний, держа дротик в нетерпеливо занесенной руке, переступил с ноги на ногу.
Двадцать пять шагов, уже можно разглядеть щетину на лице первого возницы, — самое лучшее расстояние для пилумов, не упустить бы единственный шанс проделать дыру во вражьем войске… Ромул оглянулся на центуриона, уже открывающего рот, чтобы отдать команду, — как вдруг кусок свинца, пущенный напоследок кем-то из пращников, угодил центуриону прямо в лоб: более точного попадания Ромул в жизни не видел. Треск, с которым сгусток металла проделал дыру в черепе, не оставлял сомнений в том, что рана смертельна, — центурион и вправду мгновенно осел на землю без единого звука, так и не отдав приказа выпустить дротики.
Ромул бешено вращал головой, высматривая оптиона, но тот вместе с тессерарием, по обыкновению, стоял позади строя, следя, чтобы никто не пустился бежать.
Остальные центурии, сколько видел Ромул, уже бросали копья — длинные, в человеческий рост, древки венчал пирамидальной формы железный наконечник, который прошивал щиты и броню, доставая до тела. Взлетая в небо стройными стаями, они падали на колесницы, пронзая возниц смертоносными наконечниками, и кони, не чувствуя направляющей руки, неслись без дороги, сталкивая колесницы бортами. Впрочем, на трех колесницах, летящих на Ромула с товарищами, возничие благополучно уцелели, все трое теперь злорадно склабились.
За ними на римский строй неслись тысячи пельтастов и прочей пехоты.
