Едва стали утихать раскаты грома, как прозвучало приказание Вильдера. Все паруса должны были быть окончательно убраны, так чтобы не оставалось ни одного холста от палубы до верхушек мачт. Двенадцать пар рук протянулись к вантам, и в три минуты приказание было приведено в исполнение.
Корабль тяжело колыхался между волнами, окружающими его теперь со всех сторон. Наступила та короткая тихая пауза, когда каждый напряженно ждет, чем разразится стихия, и когда промежутки между молнией и громом становятся все короче, указывая на приближение грозы.
Каринг и Нейтид подошли к капитану.
— Какая ужасная ночь, — проговорил первый.
— Нам всем, я думаю, случалось переживать еще и похуже, — ответил Вильдер. — Не всегда перемена погоды сопровождается такими говорящими приметами. Как вы знаете, буря могла бы разразиться и без всяких предупреждений.
— Да, конечно, — сказал Каринг. — Мы имели достаточно времени, для того чтобы убрать паруса. А все-таки, в этой перемене есть многое такое, что заставит любого моряка призадуматься.
— Да, — проговорил в свою очередь Нейтид суровым тоном, — в подобную ночь однажды я видел, как корабль "Везувий" погрузился в такую пучину, что ядра из его пушек не долетели бы до поверхности моря, если бы стали оттуда стрелять.
— Ив такую же точно ночь, — продолжал опять Каринг, — десять лет тому назад наскочил на скалы, вблизи Аркад.
— Но, господа, — спросил Вильдер, не скрывая иронии в голосе, — зачем вы все это мне рассказываете? Не понимаю, что вы хотите этим сказать, тем более, что буря еще не началась и мы вполне приготовились ее встретить.
Оба замолчали, по-видимому, не зная, что еще сказать. Они находились под влиянием суеверного страха, но в то же время гордость и самолюбие вынуждали их быть осторожнее и скрывать свою слабость.
— Конечно, "Каролина" хорошо держится сейчас, — начал снова Каринг. — Но, сударь, недавно еще вы могли сами убедиться, что значит иметь дело с противником, у которого непонятным образом исчезают и появляются паруса, неизвестно кто управляет рулем и которому совсем не нужен компас.
— По крайней мере, что касается меня, — прибавил Нейтид, — я бы пожертвовал Бог знает чем, чтобы избавиться от такого соседа, как этот.
Но Вильдер уже не слушал его. Все его внимание было устремлено на юг, где на поверхности воды внезапно образовалась темная воронка.
Корпус "Каролины" качался на волнах, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, но в этот момент можно было заметить, что судно сильно накренилось на левую сторону и в этом положении незаметно двигалось по направлению к темной воронке.
— Налево руль!.. Сильнее… сильнее… — крикнул он матросу, находившемуся на руле.
Его опытный глаз сразу увидел грозившую "Каролине" опасность. Не было сомнения, что судно не выдержит первого толчка, если волна ударит в бакборт.
— Еще кто-нибудь к рулю! — снова вскричал он, и, отдавая это приказание, Вильдер в то же время не отрывал глаз от белой полоски пены, которая указывала место, откуда надвигался ураган.
Приказание Вильдера было исполнено в точности. Двое матросов налегли на руль, изо всех сил поворачивая его в надветренную сторону… Но все было напрасно! "Каролина" оставалась в том же положении.
Между тем все ближе и ближе надвигалась крутящаяся пена, и оглушительный шум и рев ветра напоминали отдаленный вой хищных зверей. На палубе, напротив, царила мертвая тишина. Только реи и снасти издавали слабый стон, и слышен был плеск воды возле киля.
Вильдер наклонился и спросил рулевых, как у них дела.
— Весь руль взят налево, — ответили оба матроса в один голос
Вильдер с беспокойством устремил взгляд на носовую часть, надеясь увидеть, наконец, поворот, на который он рассчитывал как на единственную защиту. Только в таком случае "Каролина" могла бы стойко встретить ураган.
Но все было напрасно, массивный остов корабля нисколько не поддался… Не было сомнения, что корабль, лишенный парусов, не имея возможности воспользоваться ветром, в то же время не повинуется вовсе рулю.
— Да помилует нас Бог! — прошептал Вильдер. И вот началось.
Все море, казалось, обратилось в один кипящий котел. И в то же время и вверху, и внизу, и в атмосфере, и в морской глубине носились какие-то дикие звуки, точно вой собак и волков.
И вот на "Каролину" обрушился первый удар. Весь остов корабля глухо задрожал. Все снасти скрипели. Паруса хлопали, и мачты качались, точно пьяные великаны. Корабль так сильно накренился, что палуба приняла почти вертикальное положение, и реи касались воды.
Даже у самых храбрых матросов сердце переставало биться, так как каждую секунду можно было ожидать, что корабль перевернется.
— Внимание! — воскликнул Вильдер, обращаясь к старшему офицеру, который стоял близ него на вантах. — Топор, Каринг, скорее топор! Надо удалить бизань и грот-мачту! Мы не продержимся ни минуты больше, если не освободимся от этих двух мачт.
Но, по-видимому, мало надежды оставалось вообще.
Бросив взгляд на двух матросов, налегавших на руль, и видя отчаяние, написанное на их лицах, Вильдер понял, что все их усилия тщетны и что поворот руля не оказывает никакого влияния на судно.
Между тем Каринг с топором в руках стоял уже возле бизань-мачты, приготовившись рубить протянутые к ней канаты.
— Начинать? — спросил он, взяв топор в обе руки. Вильдер еще раз окинул взглядом весь корпус корабля,
от носовой его части до кормы, но при этом он мог только убедиться, что никакой другой надежды нет. Тогда он подал знак Карингу.
Достаточно было двух сильных ударов, чтобы перерубить туго натянутый канат, а затем новые удары топора… осколки дерева… и бизань-мачта с треском покатилась через борт в море. Но и это мало подействовало и почти не оправдало ожиданий.
— Действует ли руль сколько-нибудь? — спросил Вильдер.
Но оба матроса опять ответили в один голос:
— Нет, нисколько.
Каринг между тем стоял уже возле главной мачты с поднятым, как и прежде, топором.
Когда последовал ответ рулевых, он снова спросил, обращаясь к Вильдеру:
— Начинать?
— Рубите!
Главная мачта последовала, таким образом, за бизанью.
Высокие штанги, реи, канаты с глухим шумом попадали в море, точно в заколдованный котел с кипящей жидкостью. Но зацепившиеся при падении канаты продолжали держать судно на привязи, так что оно никак не могло выпрямиться.
— Живее рубить! — воскликнул Вильдер. — Дело идет о жизни и смерти! Пусть всякий, кто может, возьмет топор.
