А сие мы и учинили действительно. И как первый жребий выскочил мой, то я первый сам себе, несмотря, что было то в самом худшем месте, и намерил, а после отрезал при всех и в натуре, которой раздел между нами существует и доныне.
Кроме сего услужил я в сию весну брату Михаилу Матвеевичу разбитием ему его нижнего нагорного сада пред хоромами, которой он в ту же весну по назначенным мною чертам и засадил.
Впрочем в конце мая удивлены мы были полученным из шадской нашей деревни, чрез нарочного ходока, известием, что г. Пашков хочет межеваться и отхватить себе всю тамошнюю степь, называя ее своею. Сие впервые мы тогда еще услышали и не понимали, по какому праву он присвоивал себе такое великое пространство дикой казенной земли.
Месяц июнь ознаменовался, кроме того, новым знакомством, сведенным с господином Темешовым, Алексеем Ионовичем. Он был тогда еще малой молодой и холостой, и ему с братом досталось по родству, каким–то образом, соседственная и самая ближняя ко мне деревня Котово во владение. И как он тут в сию весну жил, то сем случае и познакомил нас с ним и я его ласкою и приязнью к себе был очень доволен.
В конце же сего месяца ездил я в одни дальние гости. Теща моя имела одного недального родственника живущего в Коломенском уезде и далеко за Серпуховым. И как ей хотелось его видеть, а и мне с ним познакомиться, то и согласились мы туда вместе с нею и Иваном Афанасьевичем Арцыбышевым съездить.
Итак, побывав в Серпухове и у сего последнего в Воскресенках, и ездили мы в деревню к помянутому знаменитому нашему родственнику, по имени Николаю Леонтьевичу Воронину и были ласкою и угощением его очень довольны. Мы взяли у него и самое праздник Петров день, и он так мне всем своим поведением и качествами полюбился, что я сожалел, что жил он от нас так далеко и что не можно было с ним видеться часто.
В половине июля, по долговременном ожидании, встревожены мы были, наконец, повесткою от межевщика, чтоб приезжать к нему для миротворения с волостными.
Он стоял в сие время в сене Яковлев, которое было от нас хотя не близко, но мы не преминули к нему с соседями ехать. Однако в сей раз езда наша была еще тщетная. Дела никакого не было и мы возвратились с тем же, с чем поехали.
Кроме сего, ничего в течение сего месяца ее происходило. Я провел его в разных домашних делах и упражнениях, из коих достопамятнейшим было нарисование портрета Петра Великого, с Минервою, корпусными красками, украшающего и поныне мои стены, и сделание на горе, пониже плотины сажелочной, колокольной водяной игры, собственного своего и довольно замысловатого изобретения, которая нас несколько лет веселила. А, наконец, занимался я несколько дней сниманием на план лугов наших для предпринимаемого раздела оных.
Напротив того месяц август ознаменовался уже кой–какими особенными происшествиями, из которых первое было то, что сосед мой Матвей Никитич обрадован был получением прапорщичьего чина.
Известие о том получил он, будучи у меня, и в самое то время, когда увеселял я его вовсю своею колокольною игрою и пальбою из маленьких, приделанных к ней, пушечек. А на другой день происходила в доме у меня помолвка соседа и нового знакомца моего, господина Темешова.
Сей молодой человек сватался тогда на одной дворянской, живущей в Каширском уезде, девушке, госпоже Срезневой; и с обеих сторон условленось было, чтоб съехаться им ко мне в дом и посмотреть друг друга, и потом помолвить.
Итак, 3–го числа августа госпожа Срезнева и приехала к нам с своею дочерью, сыном и двоюродным своим братом, Андреем Ивановичем Щепотевым.
Мне они хотя и не были до того времени знакомы, но я с удовольствием их принял и дал тотчас знать о том г. Темешову, который и не преминул тотчас приехать ко мне с дядею своим, князь Петром Ивановичем Горчаковым.
Они, посидев, посмотрев и поговорив несколько между собою, поручил мне комиссию, спросить в другой комнате невестину мать о ее мнении.
Я нашел госпожу Срезневу в превеликом замешательстве, недоумении и нерешимости. Жених как–то ей и всем им не совсем нравился, и она долго не знала что делать. Наконец, по увещанию г. Щепотева, положилась она на власть Божию и велела мне сказать, чтоб они начинали, по обыкновению, говорить о своем желании.
Но что ж произошло! Между тем, как я пошел к ним и все мы начали между собою втайне, и также в другой комнате, говорить о том как быть сей церемонии, взбунтовался сын госпожи Срезневой и стал делать матери противоречия. Меня вызвали тогда в лакейскую с извещением о том, и я, побежав к ним, нашел всех, бывших с невестиной стороны, в превеликом беспорядке, расстройке и несогласии. Досадуя на сие, принужден я был вмешаться в их разговор, и часа через два насилу уговорил их, чтобы приступить к делу.
Итак, под вечер уже началось у нас дело. Князь Горчаков начал говорить г. Щепотеву, а тот г–же Срезневой, и началось дело и воспоследовала так называемая помолвка и обыкновенные поздравления, а потом переговоры о том, когда быть формальному сговору и свадьбе.
Все сие продлилось очень долго, но было как–то все не очень ладно и согласно.
Наконец, по назначении, чтоб сговору быть чрез три недели, после того разъехались мои гости: жених поехал в Котово, а г–жа Срезнева с своими так же домой, ибо, как я ни унимал остаться у себя ночевать, но она не согласилась.
Но не успел я их проводить и выттить прогуляться в сад, как гляжу, бежит ко мне человек Настасьи Григорьевны Срезневой, вернувшийся с дороги, с просьбою от ней ко мне, чтоб я попросил г. Темешова приехать к ней чрез день после того, со мною, и не отъезжал бы по намерению своему в путь.
— «Хорошо, мой друг!» сказал я, — «я пошлю сей же час к Алексею Ивановичу с письмецом о том».
Но как сей на мою цидулку отписал, что ему никак учинит того не можно, а он согласен не в воскресение, а наутрие со мною в ней съездить; то за необходимое я почел по утру, на другой день, ранехонько, с предварительным известием о том отправить нарочного. Но что ж воспоследовало?
Не успел последующий день настать и сосед мой ко мне приехать, как и полетели мы с ним в деревню г–жи Срезневой, которая была от нас таки — неблизко; и как удивились мы, как подъезжая к ее дому, увидели карету г–жи Срезневой, едущую в нам навстречу.
«Что за диковинка! и что это значит?» говорили мы между собою. «Уже не хотела ли она куда–нибудь дать тягу?» Но как нельзя было ей, увидев нас, не остановиться и вместе с нами не возвратиться в дом, то приняла она нас как надобно. Но как мы, посидев, начали говорить, то услышали неожидаемое и такое, чему мы еще более удивились, а именно: что она срок сговора переменяет и делает его неопределенным, предлагая что ей необходимо надобно еще съездить повидаться и посоветовать с какими–то родственниками, и что тогда уже она даст знать.
