– Именно так, – подтвердил шеф. – Деньги, лежащие мертвым грузом, приносят только убыток. Но намного хуже, когда деньги предприятию нужны срочно – для погашения долгов. И оно их найти не может. Вот это и есть слабое место…
Первый Купеческий заигрался с займами, и у него возник кассовый разрыв. Все это Денис знал из слухов, ходивших в банковских кругах: собственная разведка торгового дома уже приносила свои плоды. Сам по себе кассовый разрыв – когда банк занимает «короткие» деньги и выдает «длинные» кредиты – явление не страшное. Занял тысячу – выдал кредитов на тысячу. Прибыль: разница процентных ставок. Но если заемную тысячу нужно отдавать сегодня, а выданные кредиты вернутся только завтра и перезанять не получается, то сразу же начинаются проблемы. Все это глава торгового дома и объяснял сейчас своим сотрудникам…
– Денис Иванович, – уже серьезней спросил Федька. – А как мы будем создавать им проблемы?
– Для этого мы дадим им денег.
Денис рассмеялся, видя ошеломленные физиономии своих сотрудников. Вновь запустив по столу монету, он пояснил:
– Когда дело дойдет до суда, нужно, чтобы мы были самыми крупными кредиторами банка. Тогда решение будет в нашу пользу. Это, Степан Савельевич, и будет твоим заданием: узнать все про их внутреннюю кухню.
Ерофеев молча кивнул в ожидании продолжения.
– Но в любом случае нам нужно подстраховаться. У нас есть судьи на откупе?
– Цельных три, шеф!
– А с прессой у нас как?
– Да никак – не любят они нас. И денег мы им не платим, и Северский воду мутит, – чуть было не сплюнул на пол Ерофеев.
Шеф поднялся со стула и подошел к окну. Задумчиво посмотрев на суетливых воробьев, делящих просо в кормушке, он обернулся к собеседникам:
– А поступим мы, братцы, следующим образом…
* * *
Петербург. 20 апреля. 1897 год. Центральный телеграф
Сонечка Лисовская, урожденная мещанка Мценского уезда, рыдала прямо на своем рабочем столе. Высокая полная грудь синеокой красавицы сотрясалась от безудержных слез, обильно проливаемых на стопки телеграфных депеш. Ну почему жизнь так несправедлива и жестока? Почему красивая любовь со счастливым концом бывает только в книжках с яркими обложками, продающихся в лавках старьевщиков?..
Она бросила свою давно опостылевшую деревню и уехала в столицу с мечтами о любви к прекрасному принцу. Принца не было. Были похотливые приказчики соседних с телеграфным узлом лавок, были пронырливые присяжные поверенные и отставные, седеющие рубаки лихих кавалерийских полков. Принц не появлялся…
Молодой приятный господин с грустными зелеными глазами тоже ждал свою принцессу. Он приходил на телеграфный узел дважды в неделю и отправлял срочные депеши, которыми вслух зачитывались все телеграфистки смены. Принцесса не отвечала.
Драма разворачивалась на глазах. Драма, достойная пера авторов любовных романов, которые так любила читать пышногрудая красавица. Какие слова он писал!
Сонечка мечтательно вздохнула. Может быть, и ей когда-нибудь доведется услышать такие же?
Наверное, она красива, эта бессердечная особа. Но почему она такая жестокая? Почему не ответила ни на одну телеграмму? Может быть, ждала тех самых заветных слов, которые мечтает услышать каждая девушка? Но заветные слова не пишут в депешах, их нежно шепчут на ушко прекрасной лунной ночью. Сонечка это знала точно – именно так писалось во всех романах.
Сегодня эта бессердечная особа ответила.
Девушка опять зарыдала. Нет, она не будет отдавать молодому господину эту телеграмму. Он сразу же покончит с собой. Застрелится из большого черного нагана. Или бросится с моста в холодные воды Невы. В этом Сонечка не сомневалась. Романы не отличались большим разнообразием.
Нет, пусть ее уволят, но телеграммы она не отдаст…
Сменщик, заступивший утром вместо г-жи Лисовской, не читал любовных романов. Ему больше нравились детективные истории…
* * *
Петербург. 11 апреля. 1897 год. Невский проспект. Штаб-квартира Первого Купеческого банка
Купец первой гильдии Севостьянов, дородный широкоплечий мужчина с кривым носом и багровым лицом, привычно крикнул в открытую дверь кабинета:
– Тихон! Водки мне принеси! И поживей!
Основной акционер и, по совместительству, управляющий Первого Купеческого банка находился в радостном предвкушении. Нежданная радость настойчиво требовала горячительного воздействия.
– Нет его, Пал Трофимыч! – донесся из приемной ломкий юношеский голос. – Опять у гимназисток пропадает.
Родной племянник купца, принятый на должность секретаря по настойчивой просьбе сестры, никогда не упускал возможности подложить свинью первому помощнику управляющего.
– Выгоню ко всем чертям! – разозлился Севостьянов. – И тебя вместе с ним!
В дверях возникла худая нескладная фигура, обиженным голосом заявившая:
– А меня-то за что? Я свою службу справно несу.
– Где водка? Тьфу ты… совсем мне голову задурили! Отчеты где?
Племянник ответил невозмутимым тоном:
– На столе у вас лежат, где же им еще быть?
Немного поостыв, купец миролюбиво продолжил:
– Штофчик мне принеси. И поснедать прихвати. Вот еще что. Подготовь передачу векселя Петербургскому Коммерческому банку.
Неудачи последних месяцев остались позади. Громадный кассовый разрыв в десять миллионов рублей был застрахован надежным пятимиллионным векселем торгового дома «Черников и сын». Теперь слухи о плачевном состоянии банка утихнут моментально.
В письме торгового дома был вежливый отказ от подписки, но, в свою очередь, был предложен заем на очень даже приличных условиях. Проверенный агент донес, что купец Черников ищет надежных вложений, а не рискованных операций. Тем более что из-за затишья на хлебном рынке у него высвободился значительный капитал…
Секретарь бесшумно вошел в кабинет, неся в руках поднос с графинчиком, обложенным льдом, и закуской.
– Ух, хорошо пошла! – блаженно зажмурился Севостьянов, опрокинув вместительную чарку. – Чего гляделки вытаращил? Иди работай!
Племянник, недовольно шмыгнув носом, прикрыл за собой дверь.
Через три дня пройдут первые размещения акций нового акционерного общества «Ариадна». Бумажно-прядильная фабрика на 115000 веретен, купленная за пятьсот тридцать семь тысяч рублей, должна была, по примерным расчетам, принести чистой прибыли не менее миллиона. Бумагомараки получили первый гонорар, и скоро последует завершающий аккорд…
– Выгоню мерзавца! – вслух произнес купец, наливая вторую чарку. – Время обеденное, а он до сих пор не на службе.
* * *
Петербург. 10 апреля. 1897 год. Большая Морская улица. Частная квартира
