Наконец я ухитрился оторваться от него на такое расстояние, чтобы нанести настоящий удар – кулаком под ложечку; у него перехватило дыхание, и он сложился пополам, как перочинный нож. Я глядел, как он стонал, корчась на земле, и жалел, что ударил его так сильно.
– Теперь ты будешь знать! – проворчал я.
Он не ответил. Это смутило меня, я опустился на колени и приподнял его голову с земли.
И тут только я понял, что натворил. Я узнал тайну Кита Киркстоуна.
Глава восьмая
Человек из Стретфорда
Я напрасно так всполошился. Кит просто задохнулся от удара, но, в общем, остался цел и невредим, как и любой бы мальчик на его месте. Стоя на коленях на мокром булыжнике, я, заикаясь, бормотал, как мне жаль, что так получилось, что мне и в голову не могло прийти, что…
– И не должно было, – проговорил Кит отдышавшись. – Но теперь тебе все известно. Что ты думаешь делать дальше?
– Я?
– Да, ты. Я в твоих руках. Стоит тебе сказать мистеру Десмонду, и моя карьера на сцене кончена. Я не буду больше стоять у тебя поперек дороги, не так ли?
– Неужели ты считаешь меня таким подлецом? – возмутился я.
Я потрогал свою окровавленную щеку. Вся моя злость пропала, на душе было отвратительно. Изо всех сил ударить девчонку… Правда, я и представить себе не мог, что Кит – переодетая девочка, которая выдает себя за мальчишку. Позже, мысленно возвращаясь к этому, я припомнил десятки мелочей и удивлялся, как я раньше не догадался, особенно во время представлений, когда это было так заметно. Однако, как и все остальные, до нашей драки я ничего не подозревал.
– При чем тут подлость? – спокойно спросила она. – Где это слыхано, чтобы девочки играли на сцене? Наверное, это я поступаю низко, отбивая хлеб у мальчиков. Как ты считаешь?
Я ответил не сразу. Она была права в одном: если другие узнают, что она девочка, то на сцене ей уж больше не играть. Ей придется торчать за кулисами вместе с миссис Десмонд и заниматься штопкой и переделкой костюмов. Ну и скандал же будет, если кто-нибудь из зрителей заметит, что в театре выступает девушка!
– Как это глупо! – сказал я наконец.
– Идиотизм! – весело добавила она.
– Почему женские роли нельзя исполнять женщинам?
– А я что говорю? Это старый глупый обычай – не допускать в театр женщин. Мужчины боятся, что женщины, если представится случай, совсем вытеснят их со сцены.
Последнее замечание разозлило меня, и я начал спорить.
– Хорошо, возьмем для примера старую королеву, – торжествующе заявила она. – С ней ни один актер не сравнится.
Я был потрясен. Там, в Камберленде, королева Елизавета казалась мне далекой, недосягаемой, почти бессмертной богиней. Только проведя зиму в Лондоне, я, как и все лондонцы, привык видеть перед собой живого человека, веселую старуху с острым языком и громким смехом. Действительно, она разыгрывала такие спектакли, что ни один мужчина-актер не мог с ней сравниться. Она умела казаться надменной, трагичной, трогательной, гневной, остроумной и, если нужно было, почти смешной. Она надевала любую личину – в зависимости от того, кто был ее собеседником: посланник, мэр, графиня или горничная. Но все это я узнал гораздо позже.
– Я никому не скажу, – решил я.
– Правда? Спасибо, Питер! Большое спасибо!
Мы поднялись с земли и снова стали у парапета. Было уже совсем темно, но мне не хотелось возвращаться в гостиницу, не узнав всего.
– Как твое настоящее имя?
– Кит. Сокращенное имя от Кэтрин, а не от Кристофера.
– А фамилия? Бьюсь об заклад, что не Киркстоун.
Она кивнула головой, но ничего не сказала.
– Тебе, конечно, известно, что мое настоящее имя Питер Браунриг?
– Нет, я думала, что ты Браун.
– Честное слово? – воскликнул я и вспомнил о том письме. – Ты, может, скажешь, что ничего обо мне не знаешь?
– Не знаю и знать не хочу. Я не хотела обидеть тебя, Питер, – добавила она поспешно, – но лучше не интересоваться чужими секретами.
И все же я должен был задать ей еще один вопрос.
– Зачем тогда ты писала сэру Филиппу Мортону? – недовольно спросил я.
– Я с ним знакома. Я писала… о своих личных делах. О тебе там не было ни слова. При чем тут ты?
Если она решила хранить свою тайну, то и я буду молчать. Но я чувствовал, что она говорит правду. Нельзя было поверить в то, что тринадцатилетняя девочка месяцами бродит по стране в компании актеров с ведома сэра Филиппа. А если сэр Филипп не знает, где она находится, значит, она не могла выдать меня.
– Я скажу тебе одну вещь, – проговорила она вдруг. – Так будет честно. Но обещай, что ты не станешь больше ни о чем расспрашивать.
– Обещаю.
– Я убежала из дому из-за… Одним словом, у меня были очень важные причины. Помнишь ту ночь, когда вы расположились на дороге между Пенритом и Кендалом и развели костер? Тогда я впервые увидела тебя. Я пряталась в папоротнике. Именно в тот вечер, когда стемнело, я и убежала из дому. А утром вы двинулись в путь, и я пошла за вами. Я видела, как мой опекун остановил вас и обыскивал повозки.
– Твой опекун? – переспросил я.
– Да. У меня нет ни отца, ни матери. Ни пяти сестер, – добавила она со смехом. – Все это я выдумала, чтобы объяснить, почему я умею делать реверансы и многое другое.
Я усмехнулся. Больше я никогда не буду завидовать Кит. Неудивительно, что она так хорошо играет женщин.
Я понял, что больше она ничего не расскажет. Было уже поздно, и освещенные окна домов на набережной гасли одно за другим. Мы вернулись в гостиницу, переговорили с четой Десмонд, которые с любопытством, но ни о чем не расспрашивая, оглядели наши исцарапанные лица, и тихонько залезли в повозку, где спали остальные мальчики…
Грустно было расставаться с актерами труппы на следующее утро, хотя мы все договорились встретиться через несколько дней в Лондоне. Увы, ничего не поделаешь, наш театр окончил свое существование. Вместо знаменитого лондонского театра мистера Десмонда мы превратились в разношерстную толпу людей, довольно жалких и потрепанных.
Но я был молод, с нетерпением рвался увидеть Лондон и смотрел на все гораздо легче, чем те, кто был постарше. В приподнятом настроении я весело вскочил на лошадь позади Десмонда, и мы поскакали через мост по дороге к Хенли.
Было ясное утро. Дождь, наконец, угомонился, и весь мир стоял умытый и до блеска отполированный солнцем.
Я вспоминаю, что мы ехали через Дорчестер, мимо красивого аббатства, и я смотрел на высокие Чилтернские горы, багряно-золотистые от буковых лесов, протянувшихся между зелеными лугами и бледно-желтым небом. В Хенли, когда мы сделали привал, чтобы выпить эля, мне показалось, что Десмонды как-то странно поглядывают на меня. А однажды и Кит бросила на меня злобный взгляд.
