Начал Агамемнон с того, что разделил свое огромное войско на отряды в две-три сотни воинов, и такими отрядами, на десятке, а то и меньше, кораблей каждый, мы стали нападать на союзные Трое небольшие городки ионического побережья. По замыслу Агамемнона, мы таким образом ослабляли Трою, уничтожая одного за другим ее союзников. Кроме того, мы угоняли оттуда скот и грузили его на свои корабли, пополняя тем наши запасы. Трою с ходу не возьмешь, наверняка потребуется осада — кто знает, сколь длительная, — надо же будет чем-то кормить многие тысячи наших воинов. О первой такой вылазке тебе и расскажу.
Это был совсем крохотный городок, называвшийся... Ах, да не помню уже! Что вспоминать, если от этого городка давно остались одни головешки! Вовсе не названием своим он запомнился мне...
Отряд наш тоже был не велик, всего шесть кораблей. Но зато два корабля — какие! Один с саламинцами и их могучим царем Аяксом, а второй — того страшней для врага, ибо то был корабль самого Ахилла с его известными своей доблестью мирмидонцами. Четыре других корабля (я как раз находился на одном из них) были микенскими, под началом скверного воина и вообще скверного ахейца, некоего Акторида, приходившегося каким-то дальним родственником нашему царю. А уж спесив был! Изо всех сил тужился показать, что судьба всего похода на Трою зависит от него куда больше, чем даже от Ахилла, не говоря уж об Аяксе. Ведь он ближе, чем они оба к великому Агамемнону, царю царей!
К Тартару — вот к чему он был ближе всего! Ибо, уверен, даже не в мрачный Аид, а в смрадный Тартар потом, после смерти, следовало низвергнуться его тени, туда должен был унести ее хладнокрылый Танат [В греческой мифологии: бог — олицетворение смерти]!
Ну а тогда...
Тогда этот самый Акторид решил показать Ахиллу и Аяксу, что наши микенцы всегда впереди их мирмидонцев и саламинцев, а сам он — более храбрый воин, чем эти два великих героя. Потому повелел нашим гребцам изо всех сил подналечь на весла, чтобы непременно обогнать их корабли, — рассчитывал первым ворваться в тот городишко и тем посрамить двоих прославленных.
Поначалу, казалось, удача сопутствовала ему — гребцы наши оказались хороши, микенские корабли вырвались вперед, оставив далеко позади Аяксов и Ахиллов корабли, и первыми зарылись носами в береговой песок. Однако затем удача ему сразу изменила. Как-то не подумал он, что при виде наших кораблей может и не заробеть небольшое войско этого городка.
Когда наши воины спрыгнули с кораблей на берег, их гоплиты уже вышли из города, развернули боевую линию и, ощетинившись копьями, правильным порядком двинулись на нас.
Что в таком случае положено делать? Ясно — тоже выстроить линию, а там уже — кто кого! Но это если в голове у военачальника хоть немного мозгов, а не одна только спесь.
Ну а наш Акторид — что?
— Трусы! — кричит. — Сколько их — а вас сколько! Вперед! Рубите их!
Был среди нас Леонтей, опытный воин — он попытался Акторида остудить: мол, где это видано — чтобы ахейцы нападали вот так, россыпью? Мы же не дикие кентавры, не знающие строя. Да и саламинцев с мирмидонцами дождаться не мешало бы.
А тот в ответ ему:
— Жалкий трус! Испугался ионийских копей?! — И — секирой ему по голове.
Так еще до Трои и пока еще без участия ионийцев пролилась наша первая в той войне кровь.
Остальные, страшась разделить участь Леонтея, бросились на строй гоплитов, подобно неразумным варварам.
Россыпью налетели, как брошенная пригоршня гороха — и так же, словно горох, отлетели от их щитов, оставив на песке добрых три десятка наших воинов, напоровшихся на копья.
Теперь уже, не слушая, что там сзади кричит наш лишенный разума военачальник, они сами стали наспех выстраивать боевой порядок, — да только вот так вот, наспех-то, его хорошо не выстроишь. Ионийцы видят — дела наши плохи, — и все тем же правильным строем двинулись на нас.
Акторид, сколь ни был глуп, уже, как видно, смекнул, что и для него все это скверно может закончиться, — совсем по-другому заговорил:
— Храбрые микенцы! Держитесь! Сейчас мирмидонцы с саламинцами подойдут!
А нас тем временем уже к самой воде прижали, держимся из последних сил, того и гляди, сбросят нас в море. И кораблям Ахилла и Аякса тут не подойти — мы заслоняем берег своими спинами. Поэтому они причалили корабли немного поодаль, там их воины быстро высадились, но, разумеется, не бросились с ходу в бой, как мы, а начали быстро выстраиваться. Ахилл и Аякс — это тебе не Акторид, чтобы кидать в бой своих воинов, как песок по ветру.
Любо было смотреть, как выстраиваются и как затем, не теряя строя, движутся Ахилловы мирмидонцы в своих черных доспехах! Издали — точь-в-точь муравьи, не зря муравьиным народом они прозваны. Следом — фаланга рослых, почти как их предводитель, Аяксовых саламинцев. Всего-то их вместе, и тех, и других, не больше сотни, а сразу ясно — эти не станут, как мы, отступать.
Ионийцы видят, что к нам спешит подмога — с удвоенной силой начинают нас давить, чтобы с нами покончить прежде, чем те подойдут. Акторид, по пояс в воду зайдя, петухом заливается, что-то кукарекает сзади, но толку от этого чуть! Уже и наши задние ряды по колена в воде.
Аякс, Ахилл и Патрокл поняли, что гибель наша близка — и пока их гоплиты наступали ровными фалангами, бросились к нам на выручку сами, втроем.
И всего-то их было трое — но, уверяю тебя, Профоенор, сразу дрогнули неприятельские ряды! Ах, видел бы ты это, Профоенор!
Как Аякс гвоздил ионийцев своей страшной дубиной! Щиты их не спасали — он вплющивал их в землю вместе со щитами. Иногда его окружал добрый десяток воинов, они метались вокруг него, как собаки вокруг медведя, но миг спустя никого из этой своры не оставалось в живых, а Аякс стряхивал трупы с шипов своей смертоносной палицы.
А Ахилл и Патрокл!.. О, видел, видел бы ты их!.. Они взмывали ввысь над неприятельскими рядами, и после каждого такого взлета по два поверженных ионийца оставалось лежать на земле!..
Только что пришли нам на подмогу эти трое — и уже расстроились сплоченные ряды ионийцев, уже битва распалась на отдельные схватки накоротке...
Он и мне тогда спас жизнь, доблестный Ахилл. В какой-то миг я оказался в окружении сразу четырех противников. Следующий миг — и я повержен, надо мной занесены мечи... Вдруг — словно Танат пролетел на своих крыльях над головами моих врагов, — то Ахилл пришел мне на помощь. Один его полет, другой — и на земле четыре срубленных головы! Так что — если бы не Ахилл, мы бы с тобой не пили здесь нынче это вино...
А тут и фаланги саламинцев и мирмидонцев подошли. И наши микенцы уже приободрились, перешли в наступление. Еще чуть-чуть — и поле боя за нами. Все их гоплиты либо лежат бездвижно, либо в последних муках корчатся на земле.
