Готовя сборник, Ревелли наткнулся на письма погибших и пропавших без вести солдат и, глубоко взволнованный трагическим содержанием их бесхитростных посланий, решил приступить к систематическому сбору таких материалов. Он терпеливо пропустил через свои руки многие тысячи писем, покуда не составил эпистолярную эпопею. В ней — многочисленные персонажи, а с ними — срез определенной социальной действительности. Эти письма позволяют проследить ход событий, которые, даже спустя много лет, ставят не только давние проблемы человеческого бытия, по и гневно осуждают итальянский фашизм, кровавый и шутовской.
Так возникла вторая книга Ревелли — «Война бедняков». Ее рисуют в своих рассказах сами герои — то наивные, то задиристые, то осторожные, то бесшабашные, веселые и отчаявшиеся, фаталисты и смирившиеся, все время ведущие нечто вроде игры в прятки с цензурой и с самоцензурой. Война и мир тесно переплетаются. Между домом и фронтом непрерывно идет разговор о посевах, об урожае.
Читая эти строки, мы ощущаем, как тают надежды уцелеть в «походе на Восток». Авторы писем из Советского Союза стараются замаскировать растущую тревогу, но неизменно пишут о морозах, мрачных воинских эшелонах, разрушенных деревнях, бесконечных переходах. Вооруженные лишь избитыми фразами фашистской пропаганды и бумажными образками, альпийские стрелки начинают прозревать, начинают сознавать себя «отверженными». Тема прозрения, крепнущего сознания мало-помалу становится одним из лейтмотивов книги. Эти посмертные свидетельства выходят за рамки простых воспоминаний, проецируются на настоящее. Авторы писем как бы говорят от имени всех забытых людей Италии.
Первая книга Ревелли «Никогда не поздно» — расчет с его иллюзиями — увидела свет в 1946 году, а затем была переиздана в 1967 году. Все три книги Ревелли выпущены издательством Эйнауди.
В автобиографическом произведении Веры Пановой «Из повести моей жизни» есть любопытное наблюдение, связанное с появлением итальянцев в селе, где находилась в ту пору писательница: «Интересно, что к ним не чувствовалось в народе той ненависти, какую питали к немцам. Даже жалость была, рассказывали, что вон тот, молодой, черномазенький, всего-то ему восемнадцать лет, драпает в своих худых полуботинках аж от самого Сталинграда. На левой ноге все пальцы отрезаны начисто — обморозил, бедолага, в степи, когда замело его бураном».
Но всюду, конечно, итальянцы вызывали такое настроение. Повторяю вслед за Ревелли: итальянскому командованию не претил разбой на оккупированной советской территории. Наоборот, оно поощряло грабеж населения, не останавливалось перед репрессиями. Но очень многие итальянские военнослужащие не разделяли этой политики, страшились ее, проклинали гитлеровцев. И жители тех районов, где находились и солдаты рейха и, скажем, альпийцы из Кунео, отлично разбирались, «что к чему».
Ревелли, очевидно сам того по желая, преувеличивает. В декабре 1942 года, по данным метеорологической службы, температура в этих районах находилась на уровне 0 — минус 10 градусов. Самая низкая температура в отдельные дни — до 20 градусов. Морозов 30 и 40 градусов не было.
Во Львове до конца 1943 года находился Яновский лагерь смерти. Гитлеровцы убили там свыше двухсот тысяч советских граждан и поляков. В материалах Чрезвычайной Государственной комиссии по расследованию фашистских злодеяний в этом лагере названы и несколько фамилий военнослужащих итальянской армии, отказавшихся служить режимам Муссолини и Гитлера и казненных эсэсовцами. Среди них было более пятидесяти офицеров, в том числе генералы Эрико Менджанини и Альфред Форнароли, полковник Карло Стефанини. Всего, как утверждали очевидцы, в Яновском лагере было уничтожено до двух тысяч итальянцев. Их так же, как и всех, расстреливали под звуки оркестра, исполнявшего во время «акций» одну и ту же мелодию — «Танго смерти».
Я раньше не знал этих фактов (слышал ли о них Ревелли?) и встретил этот материал в выпущенном Военным издательством сборнике «Неотвратимое возмездие» под редакцией генерал-лейтенанта юстиции Н. Чистякова и полковника юстиции М. Карышева.
«Записки цирюльника», по неполным сведениям, выходили более чем в 40 изданиях на 20 языках, общим тиражом свыше миллиона экземпляров. На русском языке — пять изданий. На итальянском «Записки цирюльника» изданы семь раз (два издания — в Париже, одно — в Москве и четыре — в Италии после освобождения от фашизма). Помимо того, вышло пять изданий на немецком, по три на английском и испанском языках, по два на французском, польском и украинском, а также на финском, голландском, чешском, японском, белорусском, венгерском, албанском, словацком, китайском, татарском, еврейском.
