— Франсуа знает? — спросила она, наконец.
— Думаю, подозревает. А вот Жанна знает.
Ей понадобилось время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.
— Сын мага? — растерянно спросила она.
— Не знаю, каким, словом можно назвать его. Он повелевает животными. Читает в сердцах людей. Понимает голоса духов.
Ужасающие способности. Она отвергла мысль узнать о них больше.
— Это он передал тебе свою мудрость?
— Естественно, нет, ведь не он меня воспитывал. Кроме того, он немой.
— Когда ты узнал, что он твой отец?
— Примерно два года назад, когда я научился составлять точные гороскопы.
— Это можно прочесть по звездам?
— Если умеешь читать, — с улыбкой ответил он.
— А отца своего ты когда-нибудь видел?
— Вчера.
— Только вчера?
— Он нашел меня, когда узнал о смерти моей матери. Ночью ему было видение: она явилась ему, когда он спал.
У нее побежали по спине мурашки. Какая странная семья!
— Я поселил его у одного моего друга, недалеко отсюда. Она не знала, что у него есть друзья.
— Одинокий монах, — объяснил он, словно угадав не заданный ею вслух вопрос. — Дитер Либратор. Сегодня вечером он навестит меня.
Он оперся обеими руками о спинку ее стула. Она повернулась, взяла его ладонь и прижала к своей щеке.
— Ты меня сотворил, — сказала она.
— Мы творим себя беспрестанно, — произнес он.
— Это любовь.
— Не называй чувства словами, — отозвался он, — ты подрезаешь им крылья.
Эти слова озадачили и огорчили ее.
— Назвать любовь любовью, значит подрезать ей крылья?
— Да, потому что тогда она не больше чем обыкновенное влечение двух существ друг к другу.
— А что же она для тебя?
— Нечто гораздо большее, — ответил он с мгновенной улыбкой.
Она поразилась перламутровой белизне его зубов.
— Франц Эккарт! — вскричала она. — Скажи мне!
— Я не живу среди людей, Об. По крайней мере, не только среди них.
— Где же?
Он сделал неопределенный жест. Она вглядывалась в его карие глаза: прозрачная вода под черным небом.
Но в эту ночь он зажег в ней звезды. Она вознеслась на небо и породила Млечный Путь. В руках он держал планеты. Они оба вращались над облаками.
Они ничего не говорили, но мир был пронизан бесконечными звуками. Она ушла безмолвно, без единого слова, и трава ласкала ее босые ноги.
Франц Эккарт был первым мужчиной ее жизни. Она могла существовать только вместе с ним. Как теперь выйти замуж за Карла фон Дитрихштайна?
В конце августа она ждала месячные. Напрасно. Она никому ни слова не сказала. А мать была в Страсбурге! Она изнывала от страха.
Однажды утром он сказал ей:
— Сегодня ночью мы с тобой не увидимся.
— Почему?
— Я буду работать с Дитером и моим отцом. Что за работа? Ночью?
Она не стала задавать вопросов, но любопытство разбирало ее все сильнее по мере того, как день клонился к вечеру. Он был для нее как дурман. Она не представляла себе ночи без рук Франца Эккарта, скользящих по ее телу, словно покрывало, без своих рук на теле Франца Эккарта, срывающих все покровы, чтобы добраться до сердца.
Когда настала ночь, она вышла из дома под черное небо. Вгляделась в павильон издали и увидела слабый проблеск света в окне. Какая же тайна рождалась при этой свече?
Она двинулась вперед по тропинке, которую протоптали ее ноги за столько ночей. Сердце ее билось так, что могло разорваться. Она совершала ошибку, поддаваясь любопытству.
Но красноватый свет за промасленной бумагой притягивал ее с неудержимой силой. А вдруг Франц Эккарт принимает другую женщину?
В двадцати шагах от павильона она замерла. Ночь была теплая, но от дыхания ее будто шел пар, застывая в воздухе и образуя какие-то неясные формы. Внезапно пар словно сгустился. Об огляделась вокруг. Нет, это не дыхание ее сгустилось, это был туман — очень легкий и поразительно белый.
Это был не туман, ибо она увидела лицо.
Об подавила крик. Несколько лиц возникло вокруг первого. Текучие фигуры мягко подрагивали в воздухе. Многие из них двигались к павильону.
Она словно приросла к месту, потеряв способность рассуждать. В мозгу ее вновь зазвучали слова Франца Эккарта: Я не живу среди людей, Об.
Неужели она совершила плотский грех с демоном?
Одна из фигур, вместо того чтобы направиться к павильону, остановилась перед ней. Ужасное лицо смотрело на нее. Как показалось Об, с выражением немого упрека.
Ей был понятен смысл этого упрека. Она забеременела, хотя обручилась с другим. Она погибла, обрекла себя на проклятие.
Об ринулась к деревьям. Будет ли призрак преследовать ее? Обезумев от страха, она побежала не разбирая дороги и оказалась перед каким-то прудом. Содрогаясь от ужаса, она смотрела на него. Откуда он взялся? Неужели его создал тот, кто восстает из мрака? И ей приказывают положить здесь конец своему существованию?
Она бросилась в ледяную воду, голова ее раскалывалась от криков. На эти крики отзывались другие, идущие из леса и скользящие по поверхности пруда, такого же темного, как глаза Франца Эккарта.
Она потеряла сознание.
Какой-то человек хлестал ее по щекам. Она открыла глаза и увидела склонившееся над ней бородатое лицо. Кто-то нес ее на руках. Человек с тем же лицом. Небо было по-прежнему черным. Она вновь сомкнула веки. Лучше бы ей умереть!
Потом она много дней бредила. Порой перед ней возникало лицо призрака, вызывавшее у нее пронзительный вопль.
Но узнавала она и лица живых людей. Сначала графини Гольхейм. Графа. Слуг. Но при виде их она начинала моргать, словно в испуге.
Затем появилось лицо Франца Эккарта. Франц Эккарт? Он? Об застонала.
Графиня посоветовала плачущему юноше не подходить к изголовью девушки.
Наконец приехала Жанна. Она заговорила с дочерью, но та смотрела нее, словно не понимая.
Мир казался белым, призрачным. Об уже не бредила, и горький отвар, вызвавший сильное потоотделение, сбил жар, но ее окутало тяжкое безмолвие. Время от времени она поднимала голову, словно прислушиваясь к чему-то. К песни духов над водами.
Жанна молча смотрела на дочь. Она решила увезти ее в Страсбург.
Все подтверждало опасения, что Об лишилась рассудка.
Очевидно, было одно: Об беременна.
Поразительным образом ребенок выжил в чреве матери, несмотря на пережитое ею тяжкое испытание. С каждой неделей живот Об становился все больше. Оставалось гадать, не прервется ли беременность и родится ли ребенок нормальным.
