– Неожиданна? Да я стою перед тобой на коленях месяцами! Уилл умер год назад, и ты знаешь, что он хотел бы самого лучшего для тебя, для Артура и для мастерской. А это означает, говорим ли мы о работе или о делах сердечных, союз со мной.
– Я знаю.
– Правда? Но ты в нерешительности, как самая слабая представительница твоего пола, Ева, когда захотела съесть то роковое яблоко с древа познания, в то время как она должна была доверять Адаму и повиноваться Господу.
– Значит, я буду повиноваться Господу, выходя за тебя?
– Тебе обязательно говорить как адвокату? Святой Павел сказал: «Пусть вступают в брак».
– Если ты действительно желаешь мне добра, дай мне еще немного времени, уладить кое-какие дела.
– Выходи за меня, и я помогу тебе их уладить! Ты должна перестать цепляться за свою скорбь об Эдмунде, потому что я подарю тебе сыновей, чтобы занять его место, они заставят тебя позабыть его.
Мне показалось, что я произнесла «никогда», но очевидно, я сказала это про себя. Потому что он несся дальше:
– Тебе нужен мужчина, который мог бы подсказывать, куда повернуть, чтобы ты не сбилась с пути.
Сбиться с пути – это об искушениях Евы и о моей принадлежности к слабому полу. Но я осмеливалась мечтать, желать чего-то другого, думать, что могу руководить своей собственной лавкой и даже, возможно, в какой-то мере, собственной жизнью.
– Сколько еще времени тебе нужно, чтобы ты решила? – спросил он, снова втискивая перстень с рубином себе на палец. – А если я дам тебе еще две недели, мое терпение, при том, что я нетерпелив, убедит тебя, как сильно я хочу тебя и уважаю твое решение? Разве это не любовь?
– До Рождества, – выпалила я. Конечно, думала я, к тому времени я почти завершу статуи и мое пребывание во дворце рядом с королевой и с Ником должно будет скоро закончиться. – До Рождества, потому что зима – хорошее время для свадеб.
– Тогда скрепим наш договор, – сказал он и левой рукой с кольцами взял меня за подбородок. Он поцеловал меня крепко, страстно. Как хорошо было когда-то предаваться ласкам с Уиллом в нашей постели! Но меня тревожило, что сейчас я не ощущаю жара, возносящего меня вверх, похожего на полет ангелов над нашими головами, – охватывавшего меня просто от взгляда Ника Саттона.
Ах, какая же я дура, думала я, возвращаясь вслед за своим недовольным поклонником по ступенькам винтовой лестницы в реальный мир.
Глава шестая
Распевая псалмы и аккомпанируя себе на арфе, над нашими головами плыл ангел. Толпа, выкрикивавшая приветствия, смолкла, и я ясно услышала, как Екатерина Арагонская произнесла что-то по-испански. Я стояла на цыпочках, пока ноги не свело, чтобы увидеть ее и ее свиту, остановившуюся на улице посмотреть на представление, которое устраивала влиятельная гильдия бакалейщиков.
Да, хорошо, что мы догадались прийти сюда за два часа и теперь стояли в этой толкотне и давке. Артуру хотелось посмотреть представление с красным валлийским драконом и нарисованным на холсте замком, но я отвела его сюда вчера, чтобы он увидел, как возводят декорации, я знала, нам никогда не пробиться так далеко сквозь такую массу людей, как та, что собралась сегодня. Нам даже удалось увидеть, как чудовище изрыгало дым, так что Артур был очарован не меньше, чем я сейчас этим летящим ангелом.
Наша будущая принцесса и королева въехала в Сити через Лондонский мост, мы услышали, как нарастают рукоплескания. Мы, те, кто знал ее маршрут, могли сказать точно, где она находится, вести об этом распространялись по толпе, набившейся в узкие улицы, словно сельди в бочку. Мы слышали, как ее приветствовали, когда она повернула на Фенчерч-стрит по направлению к улице Корнхилл и к Чипсайду, где под сенью Элинор-кросс ее официально приветствовал лорд-мэр Лондона. Затем она проследовала к собору Святого Павла на благодарственный молебен в честь ее благополучного прибытия в Англию. Как бы мне хотелось дожидаться ее там, но сегодня там были только руководители Почтенной гильдии Свечных дел мастеров, чтобы зажигать в соборе свечи.
По счастью, принцесса ехала не в паланкине, а верхом на ярко разукрашенной лошади, так что мы могли разглядеть ее. Мод и я – и Джил с Артуром, сидевшим у него на плечах, – не сводили глаз с фантастических одеяний инфанты и ее испанских придворных. Как мы и ожидали, их одежда была украшена тонкой ювелирной работой и обильной вышивкой, юбки и рукава объемные, хорошей формы. Эти наряды казались такими иностранными нам, англичанкам в платьях в складку, с обтягивающими рукавами. На принцессе была маленькая шляпка с низкой тульей и широкими полями, похожая на кардинальскую. Сама она была невысокой, и казалось, она слегка утопает в своем костюме.
Я слышала, что она всегда появляется на публике в вуали. Но сегодня было видно ее красивое округлое лицо с двумя локонами, спускающимися по щекам и прикрывающими уши. Не один раз я слышала в толпе разговоры о том, что цвет лица, золотисто-рыжие волосы и голубые глаза она получила в наследство от английской прабабушки королевской крови из рода Плантагенетов. От этого мы любили ее еще больше. Какая красавица жена достанется нашему дорогому принцу Уэльскому!
Среди развевающихся знамен и свисающих из окон гобеленов все еще паривший ангел – красивый белокурый паренек – перестал бренчать на своей бутафорской арфе и жестом призвал к тишине. Наверное, его босые ноги замерзли под белыми шерстяными одеждами, потому что он чихнул. Металлический нимб съехал на сторону, но держался на проволоке, идущей от громоздкого корсета, на котором крепились крылья, – и белое куриное перышко проплыло мимо моего лица. Но все это не могло испортить впечатление. Мне кажется, Эдмунд был бы похож на этого паренька, если бы дожил до его возраста.
Испанская свита, английские прелаты, сановники, аристократия и рыцари, сопровождавшие принцессу, даже охрипшая толпа – все замолкли и стали смотреть вверх. К сожалению, ангел говорил по-латыни, и мало кто в толпе, включая и меня, мог уловить смысл его слов, но я поняла, что он изображает провозвестника архангела Гавриила.
Но тут один толстый священник позади нас прошептал своему спутнику:
– Архангел напоминает принцессе слова Гавриила, обращенные к Деве Марии: «Благословен плод чрева твоего» [28]. Как я понял, это должно означать, что самый важный долг принцессы – это рождение детей для упрочения трона Тюдоров. Производить на свет детей, объясняет Гавриил, – вот зачем Господь Бог дал человечеству способность к «страстям и желаниям».
– Вот это да! – со смешком воскликнул его собеседник. – Так значит, теперь телесная страсть не только дозволяется, но и благословляется? Так почему же мне казалось, что похоть – один из семи смертных грехов?
– Только вне брака, сын мой, – сказал священник, но тоже хмыкнул. Даровое вино лилось рекой весь день, и, ручаюсь, он хорошо приложился.
– Бóльшая часть моей паствы, – продолжал он, – возможно, никогда не приблизится к этому освященному веками состоянию супружества, но лишь к дару «страстей и желаний». Обсуждая их, давай-ка пойдем попробуем еще этого привозного вина, которое выставили нам их величества, а?
Хотя мне никогда не приходилось спорить со священником, ручаюсь, я могла бы опровергнуть «мудрость» этих людей. Желание заключить брак, по-моему, может возникнуть от стремления прибрать к рукам еще одну процветающую свечную мастерскую и изобретательность прилежной вдовы. Могу себе представить вдову, которая выходит замуж, чтобы дать детям хорошего отца. Или, в случае Ника, возможно, женитьба на аристократке помогла бы ему восстановить собственность семьи и ее положение. Неужели он не задумывается над этим, сидя на боевом коне, вместо того чтобы жаждать кровавой мести этому предателю Ловеллу, который на самом деле, может быть, жив только в горьких воспоминаниях и в слухах?
Но мне не пришлось вызывать в воображении Ника Саттона, как моего умершего сына. Нет, потому что Ник во плоти был здесь, неподалеку. Нарядный, в тюдоровских цветах, белом и зеленом, он сидел на огромном черном коне, на каких участвуют в турнирах рыцари. Кругом раздавались приветственные крики, мимо нас двигалась свита. Тут я поняла, что Ник здесь среди тех, кто будет принимать участие в турнирах, которые устраиваются в честь королевской свадьбы в ближайшие три дня. Ник находился среди рослых мужчин, державших вертикально копья, на которых трепетали зеленые знамена с побегами алой и белой роз, перевитыми с побегом граната.
