Подумав, Сара сказала Тому, указывая на Поножовщика:
— А что, если нам порасспросить этого человека? Быть может, мы узнаем, что привело сюда Родольфа.
— Попробуем, — согласился Том и, обратившись к Поножовщику, сказал: — Мы должны были встретиться в этом кабаке с одним из наших друзей; говорят, он обедал с вами; вы, очевидно, знакомы с ним, приятель, не знаете ли вы, куда он ушел?
— Я знаком с ним только потому, что он отдубасил меня два часа назад, защищая Певунью.
— А до этого вы никогда его не видели?
— Никогда... Мы случайно встретились в проходе дома, где живет Краснорукий.
— Хозяюшка, еще одну бутылку вина, да самого лучшего, — сказал Том.
Они с Сарой едва пригубили вино, зато мамаша Наседка выпила несколько стаканов, видимо, чтобы оказать честь своему винному погребку.
— И подайте, пожалуйста, бутылку на стол этого господина, если он согласится распить ее с нами, — добавил Том.
Тем временем Грамотей с Сычихой продолжали обсуждать шепотом свои зловещие планы.
Как только бутылка была принесена, Сара и Том подсели к Поножовщику, удивленному и польщенному таким вниманием; к ним присоединилась и Людоедка, посчитавшая излишним новое приглашение. Разговор возобновился.
— Вы говорили, любезный, что встретились с Родольфом в доме, где живет Краснорукий? — сказал Том, чокаясь с Поножовщиком.
— А как же, любезный, — ответит тот- и мигом опорожнил свой стакан.
— Какое странное прозвище. Краснорукий! Что он представляет собой, этот Краснорукий?
— Он промышляет варой, — небрежно обронил Поножовщик и прибавил: — Ну и знатное у вас вино, мамаша Наседка!
— Потому-то, приятель, ваш стакан и не должен пустовать, — заметил Том, снова наливая вина Поножовщику.
— За ваше здоровье, — сказал Поножовщик, — и за здоровье вашего дружка, который... Довольно, молчок. Будь моя тетя мужчиной, она приходилась бы мне дядей, как говорится в пословице. Ну, да чего там... Я-то понимаю, что подразумеваю...
Сара заметно покраснела. Том продолжал:
— Я не совсем понял, что вы сказали о Красноруком. Очевидно, Родольф выходил от него?
— Я вам сказал, что Краснорукий промышляет варой. Томас с удивлением посмотрел на Поножовщика.
— Что значит — промышляет варой, Как вы сказали?..
— Промышлять варой? Ну, ясное дело, заниматься контрабандой. Значит, вы не знаете музыки[55].
— Я ничего не понимаю, милейший.
— Я вам сказал: значит, вы не говорите на арго, как господин Родольф.
— На арго? — повторил Том, с изумлением смотря на Сару.
— Какие же вы телепни[56]! Зато друг Родольф — замечательный малый, и хоть он мастер по веерам, а даже меня заткнет за пояс своим арго... Ну ладно, раз вы не знаете этого прекрасного языка, я скажу по-французски, что Краснорукий контрабандист. Я говорю это запросто, не желая ему зла... Он и сам не скрывает этого и даже похваляется своей контрабандой под носом у таможенников; но пусть они только попробуют найти и зацапать его товар... не тут-то было: Краснорукий — хитрюга.
— Но зачем Родольф ходил к этому человеку? — спросила Сара.
— Ей-богу, сударь... или сударыня, как вам будет угодно, я ничего об этом не знаю. Это так же верно, как и то, что я пью с вами это винцо. Сегодня вечером я хотел поколотить Певунью, я был не прав: она хорошая девушка; она бежит от меня в проход дома Краснорукого, я преследую ее... Там было темным-темно, и, вместо того чтобы схватить Певунью, я натыкаюсь на господина Родольфа... который всыпал мне по первое число... О да... Особенно хороши были последние удары... Дьявольщина! Как они были отработаны! Он пообещал показать мне этот прием.
— А что, в сущности, за человек этот Краснорукий? — спросил Том. — Чем он торгует?
— Краснорукий-то? — Как вам сказать... Он продает все, что запрещено продавать, и делает все, что запрещено делать. Вот его позиция. Правильно я говорю, мамаша Наседка?
— О да, он малый не промах, — подтвердила Людоедка.
— И ловко же морочит таможенников, — продолжал Поножовщик. — Они раз двадцать делали обыск в его загородной хибаре, но так ничего и не нашли; а между тем он часто выносит оттуда целые тюки.
— У него все шито-крыто, — сказала Людоедка, — говорят, будто у Краснорукого имеется тайник, который сообщается с колодцем и ведет в катакомбы.
— Но тайника этого никто не отыскал. Чтобы вывести Краснорукого на чистую воду, — следовало бы разрушить его хибару, — сказал Поножовщик.
— А под каким номером значится дом, где живет в городе Краснорукий?
— Под номером тринадцать, Бобовая улица; Краснорукий — торговец, продает и покупает все, что пожелаете... Это известно во всей округе, — пояснил Поножовщик.
— Я запишу этот адрес в блокноте; если мы не отыщем Родольфа, я попытаюсь справиться о нем у господина Краснорукого, — сказал Том.
И он записал название улицы и номер дома контрабандиста.
— Вы вполне можете гордиться своей дружбой с господином Родольфом: это надежный товарищ и славный малый... Кабы не угольщик, он отдубасил бы за милую душу Грамотея, вон того, что сидит там, в углу, с Сычихой... Дьявольщина! Меня так и подмывает стереть в порошок эту старую ведьму, как подумаю, что она проделывала с Певуньей... Но терпение...- как говорится, удар кулаком всегда при мне.
— Родольф вас побил. Вы должны его ненавидеть!
— Чтобы я ненавидел такого смелого, щедрого человека! Этого еще не хватало! И впрямь, я и сам не понимаю, почему так получилось... Взять хотя бы Грамотея, он тоже побил меня, и я только бы порадовался, если бы его придушили... Господин Родольф побил меня гораздо крепче... и вот какая штука: я желаю ему добра. Ради него я готов в огонь и воду, а ведь познакомились мы с ним только сегодня вечером.
— Вы сказали это, потому что мы его друзья.
— Нет, дьявольщина, нет, клянусь честью!.. В его пользу говорят те удары, что он нанес мне под конец... А он, прямо как ребенок, даже не гордится ими. Ничего не скажешь, он мастер, законченный мастер... И кроме того, он говорит тебе такие слова... такие вещи, от которых сердце переворачивается; и, наконец, когда он смотрит на тебя... у него что-то такое есть в глазах... Видите ли, я был пехотинцем... С таким начальником мы пошли бы на приступ неба.
Том и Сара молча переглянулись.
— Неужели эта поразительная власть над людьми будет всегда и повсюду сопутствовать ему? — с горечью молвила Сара.
— Да... До тех пор, пока мы не наложим заклятия на его чары, — заметил Том.
— Да, что бы ни случилось, это надо, надо сделать, — проговорила Сара и провела рукою по лбу, словно отгоняя какое-то тягостное воспоминание.
Часы на ратуше пробили полночь.
Кенкет таверны распространял теперь лишь сумеречный свет.
