Протяжная громкая песня разносилась над гладью воды и далее над таежной глухоманью. Она удивляла необычностью звучания и приводила в ужас местных остяков и вогулов. Принимая ее за боевой клич бородатых, железных людей, они в страхе уходили дальше в тайгу.
На третий день пути пошла Остяцкая земля, их городки: Нум-Пугль, Рачево выглядели веселее татарских. Строения, рубленные из круглого леса, наподобие русских изб, стояли вперемежку с чумами, кое-где виднелись даже строения из необожженного кирпича, по бухарскому обыкновению, и юрты степняков. Для сбережения скота от зверя и собственного, от лихих соседей, городки окружали тыном из мелкого, круглого леса, с заостренным верхом и окапывали рвом. Располагались остяцкие городки на возвышенностях, иногда представляющих довольно высокую отдельно стоящую гору, что придавало удобство для их защиты. Такие отдельно стоящие горы на правом берегу Иртыша встречаются часто вплоть до стрелки и из-за правильности своих форм кажутся рукотворными сооружениями неведомых древних цивилизаций. Большинство строений в остяцких городках больше напоминали землянки, крыши крылись дерном или тростником.
Сбор ясака уже завершился, поэтому остяки, завидя струг, спешили к берегу, призывно размахивая руками. Видимо, принимали струг Шорина за купеческий.
С приходом русских в Сибирь остяцкие народности участвовали в военных действиях только по принуждению хана Кучума. С его падением, после недолгого сопротивления, приняли шерть и стали исправно платить ясак. Этим и объясняется их многолюдство по сравнению с татарами. Все бы шло хорошо, но русские стали нарушать их привычный уклад жизни, использовать остяков как приписных, в счет выплаты ясака. Работа на строительстве острогов, на солеварнях, на пашенных работах, да и обиды со стороны русских не были редкостью. Случаи, когда остяцкие семьи обирались, а иногда и уничтожались ясачными казаками или просто разбойной ватагой, были не редки. Легенды о золотых идолах приводили к разрушению святых мест таежного народа. Достучаться с жалобой до воеводы было делом нелегким и затратным, а до Москвы тем более. Особо страдали остяки от ямщицкой повинности на зимнем тракте из Тобольска в Березов, Сургут, так как основным их занятием был пушной промысел. Длительные поездки в зимнее время лишали их возможности охотиться.
Историческая справка. В 1637 году, по остяцкому челобитью, царским указом были устроены на правом берегу Иртыша две ямские слободы — Демьянский и Самарский ямы (на месте Остяцких городков Демьянское, Самар), куда были завезены охочие люди из русских городов. Русские стали заниматься извозом за денежное довольствие, а также рыбалкой и землепашеством.
За городком Демьянское, в тридцати верстах после устья реки Демьянки, со струга увидели отдельно стоящую гору, на вершине которой сохранились развалины крупного укрепленного города.
— Это что за городище? — спросил Шорин крепкого казака, десятника Матвея Брягу.
— Интересуешься, господине? И то верно, место это весьма интересное! Слыхал о пятидесятнике Богдане Брязге?
— Это тот, что с Ермаком пришел? Как же, слыхал! Знатный казак был! — Василия Шорина собеседник явно заинтересовал.
— Так это отец мой. Его друзья Брягой звали, так оно ко мне и перешло. Богдана Брязгу в тот год Ермак послал привести к шерти и собрать ясак с белогорских остяков и вогулов. Нынче мы в аккурат его маршрутом идем. Ту гору остяки называют Чукас, а вот название городища неведомо. В той битве много остяков погибло, а те, что остались, ушли навсегда. Я в Обдор с тобой, господине, согласился ехать, чтобы эту гору увидеть да сыскать идола золотого. — Бряга задумался и замолчал.
— Да не тяни ты! — не выдержал Шорин. — Коль начал баять, так продолжай до конца!
— Брязга тогда осадил городок, что на горе стоял. Перед тем на помощь Демьянским остякам подошли Кодинские. Великое множество засело их в городке. Городок крепок, стоит на горе, и остяки бьются отчаянно. Не может Брязга понять, что с ними случилось. Не видывал он, чтобы остяки так упорно защищались. Через лазутчика, татарина, узнал Брязга, что городок этот не простой, и находится в нем главное остяцкое божество, золотой идол Рача. Сидит Рача в большой чаше, в которую остяки наливают воду и, испив ее, считают, что с ними ничего не случится. Долго бились казаки и остяки. Но однажды ночью остяки скрытно снялись и ушли, все до одного, незамеченные. Утверждают, что это сам Рача усыпил бдительность русских и помог уйти. Золотого идола они унесли с собой. Говорят, что идола сейчас на реке Кода остяки в великой тайне хоронят. С детства большой интерес у меня к этому идолу. Хочу добыть его и отправить царю-батюшке. А язычники остяки да вогулы сразу в православную веру окрестятся, опять польза государству и не малая.
Матвей, Брязгин сын, замолчал, провожая гору взглядом, молчал и Шорин. При упоминании Коды на него вновь нахлынули приятные воспоминания. Темнело, надо было останавливаться на ночлег.
— Поворачивай к островку, ночевать будем, — заметив на острове небольшой дымок, князь отдал еще распоряжение. — Видимо, рыбаки, словите, пока сбежать не успели, да разживитесь свежей рыбой, а то солонина уже надоела.
Казаки проворно повернули струг к острову, а когда тот уткнулся носом в песчаную косу, попрыгали из него и принялись за устройство лагеря. Вскорости привели рыбаков, те притащили часть своего улова и разложили на траве. Жирные сазаны в лучах заходящего солнца переливались перламутром, еще живой, крупный осетр шевелил жабрами.
В предвкушении обильного ужина казаки галдели, разглядывая улов. Чтобы не обидеть рыбаков, так удачно подвернувшихся, Шорин отсыпал им меру толокна. Хоть и немного выделил, но остяки сильно обрадовались и подобру-поздорову, от греха подальше, убрались с острова.
Путешествие увлекло князя Шорина, все его горечи, уныние остались позади. Неведомые дали неудержимо влекли князя, да и вся его ватага казаков, пораженная бескрайностью просторов, изобилием дичи, рыбы, пушными богатствами аборигенов, сплотившись вокруг него, смело, безоглядно стремилась вперед.
Миновали Самарский городок. Это последний на Иртыше русский острог. Здесь ватага провела несколько дней. Пришлось смолить струг. Разгрузив речную посудину, казаки, используя ямских лошадей и оленей, дружно вытащили ее на песчаную косу. Здесь обдуваемые ветром, который спасал от гнуса, казаки, раздевшись по пояс, весело трудились от зари до заката. Пенькой, пропитанной древесной смолой вперемешку с дегтем, конопатили щели, правили весла, снасти. Утомившись от жары, казаки заплывали в русло Иртыша, бравируя удалью и силой. Шорин с удовольствием наблюдал, как суровые, жестокие в бою воины почти по-детски резвились в воде, а наблюдавшие за игрищем остяки в очередной раз ужасались, как непонятен и страшен этот народ, который так быстро и легко изменил их уклад жизни, длившийся многие тысячелетия.
