Мария Рихтер тоже провела ночь без сна, в слезах и отчаянии.
Что же касается остальных обитателей замка, то они, казалось, отнюдь не могли пожаловаться на бессонницу. Во всяком случае, свет очень скоро погас как в спальне графини, так и в комнатах господина управляющего.
В начале седьмого фон Митнахт велел кучеру заложить карету, потому что утро выдалось пасмурным и дождливым. Перед отъездом он поручил горничной разбудить графиню, как та и приказывала.
Графиня уже встала, когда горничная вошла к ней: должно быть, горе ее по случаю утраты дорогой падчерицы было столь велико, что она и вовсе не засыпала. Графиня выглядела так, словно глубокая печаль терзала ее душу и влекла к тому месту, где было совершено убийство, в возможность которого она просто-таки не могла поверить.
Вскоре после отъезда фон Митнахта в город она одна, пешком, отправилась к известковым скалам. Там, у пропасти, все еще дежурили садовник и рабочий, оставшиеся на ночь. Они почтительно встали, завидев графиню, и доложили ей, что в течение ночи никаких происшествий не было. Все тихо как в могиле.
Самолично убедившись в существовании следов, теперь уже едва заметных, графиня внимательно осмотрела вытоптанный мох, помятый вереск на краю обрыва, а также то место, откуда оторвалась глыба земли. Найдя устойчивую площадку на краю пропасти, она заглянула вниз, но не увидела ни малейшего следа Лили – несчастная девушка, по всей вероятности, упала в расщелину между скал и исчезла бесследно.
Садовник и рабочий заметили, что вид этого места произвел сильное впечатление на графиню: она беспрестанно подносила к лицу надушенный кружевной платок, чтобы осушить слезы, которыми полны были ее глаза. Когда же она увидела шляпку с вуалью и платок, волнение ее достигло крайней степени, и она приказала отнести обе эти вещи к ней в замок.
Старый садовник почтительно возразил, что следователь должен найти все так, как оно было ночью. Эти слова садовника определенно не понравились графине, однако она не решилась настаивать и, глубоко потрясенная всем виденным и слышанным, тихо вернулась в замок и сейчас же удалилась в свои покои, приказав не беспокоить ее ничем.
Около одиннадцати часов утра к замку подъехала карета и остановилась у парадного подъезда.
Графиня подошла к окну и, скрытая за шелковыми занавесками, посмотрела вниз.
Это была та самая карета, в которой фон Митнахт отправился в город. Он проворно выбрался из экипажа и помог выйти двум мужчинам. Первый из них, в черном пальто и высокой черной шляпе, надо полагать, был судебным чиновником из города. Графиня не знала его. При виде же второго она вздрогнула всем телом: это был асессор фон Вильденфельс.
Этот ненавистный ей человек, перед которым, тем не менее, она испытывала невольный страх, тоже принадлежал к судебной комиссии, потому что первый господин обращался с ним чрезвычайно вежливо.
Следом показался еще один человек, со свертком под мышкой, вероятно, секретарь или еще кто-нибудь в таком роде, потому что фон Митнахт не обращал на него никакого внимания и занимался только двумя первыми.
«Бруно явился», – подумала про себя графиня. Этого она никак не ожидала. Появление асессора было ей в высшей степени неприятно. Это можно было заметить по ее словно окаменевшему лицу и прищуренным глазам.
Но эти чувства владели графиней не более минуты. К ней вернулись ее обычные самообладание и решительность. Вошел слуга и доложил о возвращении управляющего и о трех посторонних господах. Графиня приказала пригласить их в зал и сама отправилась туда же, мимоходом осмотрев себя в зеркале.
При появлении графини все четверо вежливо поклонились. Она же приветствовала их с видом утомленным и расстроенным, вполне соответствующим тяжести утраты, понесенной ею.
– Вы, господа, вероятно, судейские? – негромко и с достоинством спросила она.
– Так точно, графиня. Позвольте вам отрекомендоваться, – произнес господин в черном. На нем были золотые очки. – Я – государственный прокурор Шмидт.
Графиня слегка наклонила голову.
– Должность судебного следователя в этом деле исполняет господин асессор фон Вильденфельс, – продолжал прокурор, указывая на Бруно, который выглядел очень расстроенным.
Графиня и молодой асессор обменялись короткими взглядами – они чувствовали и понимали, что каждый из них испытывал к другому.
– Я уже имею удовольствие быть знакомой с господином асессором, – сухо ответила графиня и снова чуть наклонила голову.
– Господин Ленц, судебный секретарь, – закончил прокурор церемонию представления. – Чрезвычайно печальное дело привело нас сюда, графиня. Мы приехали расследовать несчастный случай или преступление, в результате которого вы лишились дочери.
– Ужасное происшествие, которого никто и не предвидел, – отвечала графиня. – Прошу садиться, господа, и выслушать все, что я могу сообщить по этому поводу. Известно мне очень немногое. Дочь, ничего не сказав мне, отправилась вечером на прогулку в сопровождении своей молочной сестры. Несчастья не случилось бы, если бы господин асессор предпочел разговаривать с Лили в замке.
– Я слышу упрек в ваших словах, графиня, – серьезно сказал Бруно, – но вы ведь знаете, из-за чего я прекратил свои посещения.
– То, что произошло, господин асессор, не имело отношения к Лили. Как же я могла быть против ваших посещений?
– Это никак не касается дела, графиня, – твердо сказал Бруно. – Я совершенно убежден, что преступление, не свершись оно этой ночью, было бы только отложено.
– Вы тоже считаете, что совершено преступление? – спросила графиня, обращаясь к прокурору.
– Это ясно вытекает из всего сказанного, – отвечал прокурор.
– Какой ужас!.. – прошептала графиня, и в голосе ее слышалось глубокое потрясение. – Не догадываетесь ли вы, что могло послужить поводом к преступлению? Не подозреваете ли кого-нибудь? – обратилась она после некоторой паузы к присутствующим.
– Пока еще нельзя сказать ничего определенного, графиня. Наша обязанность – произвести предварительное расследование и выяснить главные обстоятельства дела. По совету господина асессора, – продолжал прокурор, указывая на Бруно, – мы прежде всего послали отыскать в деревне двух-трех смельчаков, которые согласились бы обследовать пропасть. Может быть, молодая графиня еще жива.
При этих словах графиня Камилла сделала большое усилие, чтобы не выдать своего волнения.
– Может быть, нам посчастливится спасти вашу дочь, – продолжал прокурор. – В таком случае мы все узнаем от нее самой. Ну, а пока ищут смельчаков, мы сочли необходимым отправиться сюда, в замок, чтобы объявить вам как помещице и владелице Варбурга, что мы являемся представителями закона и с этой минуты приступаем к расследованию. В связи с этим покорнейше просим вас сообщить все известные вам сведения, чтобы мы могли внести их в протокол.
