— Отговорки, — прошептал де Вард, — уловки!
— Полно, — возразил Рауль. — Что за бредни, мой дорогой господин де Вард! Вы отлично знаете, что герцог Бекингэм человек храбрый, что он десяток раз обнажал свою шпагу и охотно будет драться в одиннадцатый. Он носит имя, налагающее известные обязательства. Что же касается меня, то вы хорошо понимаете, не правда ли, что я не боюсь вас. Я дрался под Сансом, в Блено, в Дюнах, впереди канониров, в ста шагах перед фронтом, тогда как вы, кстати сказать, были в ста шагах за ним. Правда, тогда сражалось слишком много народу, и ваша храбрость оказалась бы незамеченной; вот почему вы ее скрывали. Здесь же это будет зрелищем, скандалом. Вам хочется заставить говорить о себе, все равно по какому поводу. Поэтому не рассчитывайте на меня, господин де Вард, в этом отношении: я не доставлю вам такого удовольствия.
— Вполне разумно, — сказал Бекингэм, вкладывая шпагу в ножны. — Простите, виконт де Бражелон, я невольно поддался первому порыву гнева.
Но взбешенный де Вард, высоко подняв свою шпагу, бросился на Рауля, который едва успел отпарировать удар.
— Прошу, вас, сударь, — спокойно заметил Бражелон, — будьте осторожнее. Вы чуть не выкололи мне глаз.
— Значит, вы не хотите драться? — вскричал де Вард.
— В настоящую минуту нет, но вот что я вам обещаю тотчас по приезде в Париж: я приведу вас к д’Артаньяну, и вы выскажете ему неудовольствие, которое имеете против него. Д’Артаньян попросит у короля позволения нанести вам удар шпагой. Король позволит, и, получив этот удар, мой дорогой господин де Вард, вы сумеете усвоить предписание Евангелия, которое велит нам забывать обиды.
— Ах! — воскликнул де Вард, вне себя от хладнокровия Рауля. — Видно, что вы, господин де Бражелон, незаконный сын.
Рауль стал белее воротника своей рубашки, и глаза его так сверкнули, что де Вард отступил.
Бекингэм, пораженный этим блеском, кинулся между двумя противниками, боясь, что они бросятся друг на друга.
Де Вард приберег это оскорбление напоследок; он теперь судорожно сжимал свою шпагу, ожидая нападения.
— Вы правы, господин де Вард, — сказал Рауль, делая над собой страшное усилие, — мне известно только имя моего отца, но я слишком хорошо знаю графа де Ла Фер, его возвышенный характер, его незапятнанную честь и не боюсь, что на моем рождении лежит пятно, как вы намекаете! Незнание имени моей матери для меня несчастье, но не позор. А вы поступаете некорректно и несправедливо, попрекая меня несчастьем. Все равно, слово сказано, и я считаю себя оскорбленным. Итак, решено: после дуэли с д’Артаньяном вы, если вам угодно, будете иметь дело со мной.
— Ого, — ответил де Вард с язвительной улыбкой, — я восхищаюсь вашей осторожностью, виконт. Сию минуту вы обещали мне удар шпаги д’Артаньяна, а после этого удара намерены обнажить свое оружие.
— Не беспокойтесь, — с гневом отвечал Рауль, — господин д’Артаньян ловко владеет оружием, и я попрошу у него как милости, чтобы он сделал с вами то, что сделал с вашим отцом, то есть не убил вас, а предоставил мне это удовольствие, когда вы поправитесь. У вас злое сердце, господин де Вард, и, право, все меры предосторожности, принятые против вас, не излишни.
— Будьте спокойны, виконт, я сам приму меры предосторожности против вас, — ответил де Вард.
— Позвольте, — сказал Бекингэм, — истолковать ваши слова и дать совет де Бражелону. Виконт, носите кольчугу.
Де Вард сжал кулаки.
— А, понимаю, — пробормотал он, — вы хотите прежде принять эту предосторожность, а потом уже помериться со мною силами?
— Полно, господин де Вард, — ответил Рауль, — раз вы непременно этого хотите, покончим дело сейчас.
И, вынимая шпагу, он шагнул по направлению к де Варду.
— Что вы делаете? — спросил Бекингэм.
— Ничего, — успокоил его Рауль, — это не затянется.
Противники стали в позицию, и клинки скрестились.
Де Вард бросился на Рауля с такой стремительностью, что при первой же схватке Бекингэм понял, что Рауль щадит своего противника.
Герцог, отступив, смотрел на поединок.
Рауль дрался так спокойно, точно в его руках была рапира, а не шпага. Он высвободил свою шпагу, зацепившую шпагу противника у самой рукоятки, и, отступив на шаг, отпарировал три-четыре удара де Варда; потом, угрожая ему ударом ниже пояса, который де Вард отразил круговым движением, Рауль ударил по его шпаге, выбил ее из рук врага и отбросил на двадцать шагов за ограду.
Де Вард стоял безоружный, ошеломленный; Рауль вложил свою шпагу в ножны, схватил дрожащего от ярости противника за ворот и за пояс и перебросил его через изгородь.
— До встречи, до встречи, — пробормотал де Вард, поднимаясь на ноги и подбирая свою шпагу.
— Черт возьми, — произнес Рауль, — вот уже целый час, как я повторяю вам то же самое.
Потом, повернувшись к Бекингэму, попросил:
— Умоляю вас, герцог, ни слова об этом. Мне стыдно, что я дошел до такой крайности, но я не смог сдержать гнев. Прошу вас, извините меня и забудьте.
— Ах, дорогой виконт, — проговорил герцог, сжимая суровую, честную руку Рауля. — Позвольте мне, напротив, помнить и думать о вашей безопасности. Этот человек опасен, он убьет вас.
— Мой отец, — ответил Рауль, — жил под угрозой более страшного врага двадцать лет и уцелел. В моих жилах течет кровь, которой покровительствует судьба, герцог.
— У вашего отца были хорошие друзья, виконт.
— Да, — вздохнул Рауль, — такие друзья, каких теперь не найдется.
— Прошу вас, не говорите так, когда я предлагаю вам свою дружбу.
И Бекингэм раскрыл объятия Бражелону, который с удовольствием принял предложенный союз.
— В нашем роде, — прибавил Бекингэм, — умирают за тех, кого любят. Вы это знаете, виконт.
— Да, герцог, знаю, — ответил Рауль.
XL. Что думал шевалье де Лоррен о принцессе
Ничто больше не нарушило спокойствия в пути.
Под каким-то предлогом, не вызвавшим никаких толков, де Вард уехал вперед. Он увез с собой Маникана, ровный и мечтательный характер которого уравновешивал его раздражительность.
Бекингэм и Бражелон приняли де Гиша в свой дружеский союз; теперь они втроем неустанно восхваляли принцессу. Бражелон добился того, что этот концерт похвал теперь состоял из трио, а не из сольных выступлений, к которым прежде имели опасное пристрастие де Гиш и его соперник.
Такая гармония очень нравилась королеве-матери. Но она, может быть, приходилась менее по вкусу молодой принцессе, кокетливой, как демон; не боясь за себя, она любила опасные положения. Принцесса обладала безрассудным и дерзким сердцем, ей нравилось скользить по краю пропасти, ее влекло острое лезвие, словно она жаждала ран.
