– Я хочу, чтобы герцог оставил в покое мою жену. Я хочу, чтобы он уехал из Франции, и выскажу ему свою волю.
– Вы ничего не выскажете, Филипп, – сказала королева, – потому что, нарушив до такой степени законы гостеприимства, вы поступите дурно, и я попрошу короля отнестись к вам со всей строгостью.
– Вы грозите мне, матушка! – удивился Филипп. – Вы грозите, когда я жалуюсь!
– Нет, я не угрожаю вам, я просто хочу охладить вас. Я говорю вам, что, приняв против герцога Бекингэма или любого другого англичанина суровые меры, даже совершив простую невежливость, вы посеете между Францией и Англией весьма прискорбный раздор. Как? Принц, брат французского короля, не может скрыть обиды, даже если она обоснована, когда этого требует политическая необходимость!
– Но, государыня, – воскликнул Филипп, всплеснув руками, – будьте же не королевой, а матерью; ведь я говорю с вами как сын. Моя беседа с Бекингэмом займет всего лишь несколько минут.
– Я запрещаю вам заводить об этом речь с Бекингэмом, – ответила королева с прежней властностью. – Это недостойно вас.
– Хорошо, я не выступлю открыто, но я объявлю свою волю принцессе.
– О, – вздохнула Анна Австрийская, охваченная грустными воспоминаниями, – не мучьте своей жены, мой сын! Никогда не говорите с ней слишком властным тоном. Побежденная женщина не всегда бывает убеждена в своем поражении.
– Что же тогда делать?.. Я с кем-нибудь посоветуюсь.
– Да, с вашими лицемерными друзьями, с вашим де Лорреном или де Вардом?.. Предоставьте действовать мне, Филипп. Вы хотите, чтобы герцог Бекингэм уехал, не так ли?
– Как можно скорее, матушка.
– Тогда пришлите ко мне герцога, мой сын. Улыбайтесь ему, не показывайте виду ни жене, ни королю – никому. Спрашивайте совета только у меня. К сожалению, я знаю, чем становится семейная жизнь, когда ее смущают советчики.
– Хорошо, матушка.
– Вы будете довольны, Филипп. Отыщите герцога.
– О, это сделать нетрудно.
– Где же он, по вашему мнению?
– Конечно, у дверей принцессы в ожидании ее выхода. В этом нет сомнений.
– Хорошо, – спокойно произнесла Анна Австрийская. – Передайте, пожалуйста, герцогу, что я прошу его прийти ко мне.
Филипп поцеловал руку матери и отправился на поиски герцога Бекингэма.
[17]
Повинуясь приглашению королевы-матери, лорд Бекингэм явился к ней через полчаса после ухода герцога Орлеанского.
Когда лакей назвал его имя, королева, которая сидела, закрыв лицо руками, поднялась и ответила улыбкой на изящный и почтительный поклон герцога.
Анна Австрийская была еще хороша собой. Всем известно, что в эти уже немолодые годы ее роскошные пепельные волосы, прекрасные руки и губы вызывали всеобщее восхищение. Теперь, во власти воспоминаний о прошлом, воскресших в ее сердце, она была столь же прекрасна, как в дни молодости, когда ее дворец был открыт для отца этого самого Бекингэма, молодого, страстного и несчастного человека, который жил ею и умер с ее именем на устах.
Анна Австрийская остановила на Бекингэме ласковый взгляд, в котором можно было прочесть материнскую снисходительность и особенную нежность, похожую на кокетство возлюбленной.
– Ваше величество, – почтительно спросил Бекингэм, – желали говорить со мной?
– Да, герцог, – ответила по-английски королева. – Пожалуйста, сядьте.
Такая милость Анны Австрийской и ласкающий звук родного языка, которого герцог не слышал со времени своего приезда во Францию, глубоко тронули его. Он тотчас понял, что королева хотела о чем-то просить его.
Отдав в первые минуты дань невольному, непреодолимому волнению, королева весело улыбнулась.
– Как вы нашли Францию, герцог? – спросила она по-французски.
– Это прекрасная страна, ваше величество, – поклонился он.
– Вы бывали в ней раньше?
– Да, один раз, ваше величество.
– Но, конечно, как всякий добрый англичанин, вы предпочитаете Англию?
– Я больше люблю мою родину, чем родину французов, – ответил герцог. – Однако если ваше величество спросит меня, где мне больше нравится жить, в Лондоне или Париже, я отвечу: в Париже.
Анна Австрийская отметила пылкость, с которой были произнесены эти слова.
– Мне говорили, милорд, что у вас есть прекрасные имения, роскошный старинный дворец?
– Да, дворец моего отца, – подтвердил Бекингэм, опуская глаза.
– Это не только богатство, но и дорогие воспоминания, – вздохнула королева, невольно обратившись мыслью к прошлому, с которым люди расстаются так неохотно.
– В самом деле, – согласился герцог грустно, под влиянием такого вступления. – Прошлое, как и будущее, будит мечты у людей, способных чувствовать.
– Правда, – тихо сказала королева. – Из этого следует, – прибавила она, – что вы, герцог, человек глубоко чувствующий… скоро уедете из Франции, вернетесь в свои владения, к своим реликвиям.
Бекингэм поднял голову.
– Я этого не думаю, ваше величество, – проговорил он.
– Как?
– Напротив, я собираюсь покинуть Англию и переселиться во Францию.
Теперь пришла очередь Анны Австрийской выразить изумление.
– Как? – сказала она. – Значит, вы в немилости у нового короля?
– Нет, ваше величество, король оказывает мне безграничную благосклонность.
– Значит, у вас есть какая-нибудь тайная причина, которая руководит вами?
– Нет, ваше величество, – с живостью ответил Бекингэм. – В моем решении нет ничего тайного. Мне нравится жизнь во Франции; мне нравится двор, где во всем чувствуются вкус и любезность; наконец, я люблю, ваше величество, искренний характер ваших наслаждений, несвойственный моей нации.
Анна Австрийская улыбнулась тонкой улыбкой.
– Искренние наслаждения! – воскликнула она. – Хорошо ли вы подумали, герцог, об этой искренности?
Бекингэм что-то пробормотал.
– Не может быть такого искреннего наслаждения, – продолжала королева, – которое могло бы воспрепятствовать человеку вашего положения…
– Ваше величество, – прервал ее герцог, – мне кажется, вы очень настаиваете на этом.
– Вы находите, герцог?
– Простите, ваше величество, но вы уже второй раз подчеркиваете привлекательность моей родной Англии, умаляя очарование Франции.
Анна Австрийская подошла к молодому человеку и, положив свою руку на его плечо, вздрогнувшее от этого прикосновения, сказала:
– Поверьте, герцог, ничто не сравнится с жизнью на родине. Мне часто случалось вспоминать об Испании. Я прожила долгую жизнь, милорд, очень долгую для женщины, но, сознаюсь, не проходило ни одного года без того, чтобы я не пожалела об Испании.
– Ни одного года, ваше величество? – холодно произнес молодой герцог. – Ни одного года из тех лет, когда вы были королевой красоты, какою остались и сейчас?
