Мамурру мало интересовали разного рода политические вопросы. Он хотел посвятить свою жизнь сложным архитектурным сооружениям, хитроумным механизмам, подвижным конструкциям, позволяющим атаковать укрепления противника. Иногда мне казалось, что каждая новая задача, поставленная перед ним, повергала его в неимоверный восторг. Налив себе кубок кекубера, Мамурра принимался за работу. Обычно он приходил к нам в канцелярию и выпивал неимоверное количество этого нектара богов. Ему нравилась атмосфера, царившая в нашем рабочем помещении. Мамурра устраивался за одним из столов в канцелярии и, сидя над своими чертежами и планами, пил вино, закусывая его разнообразными деликатесами.
— Продавайте свое золото и вкладывайте деньги в небольшие мастерские, которые со временем должны стать намного больше и работать гораздо эффективнее, — иногда говорил казначей Цезаря. Финансовую ситуацию он анализировал с такой же легкостью, с какой, глядя на наброски, определял сильные и слабые стороны того или иного сооружения.
Мамурра был уверен, что в течение нескольких лет цена на золото в Риме резко упадет. Его утверждения основывались на предположении, что Цезарь за время пребывания в должности проконсула полностью опустошит Галлию. Казначей Цезаря не сидел на мешках с деньгами, а вкладывал свои доходы в верфи, виноградники и земельные угодья. Но в те дни все его мысли занимал только мост через Ренус. Эта река была очень широкой, к тому же задачу усложняли большая глубина и скорость течения.
— Все говорит против того, чтобы построить мост через Ренус! — торжествовал Мамурра. Он обожал, когда обстоятельства бросали ему подобный вызов. Казначей Цезаря долго корпел над чертежами и набросками, прежде чем перейти к делу. Он велел вбить в дно реки две огромных заостренных балки, направленных против течения реки, а затем соединить их поперечинами. Напротив, немного выше по течению, соорудили еще один бык будущего моста, который был наклонен по течению Ренуса. На этих двух опорах соорудили настил из сложенных крест-накрест деревянных свай. В то время как установленные на дне реки волнорезы не давали всевозможным предметам, переносимым рекой, повредить быки моста, давление, создаваемое огромной массой воды, дополнительно укрепляло всю конструкцию. Это было гениальное решение непростой проблемы. Должен признаться, даже я восхищался этим сооружением Мамурры. Однако вопрос о том, насколько прочным окажется мост, оставался открытым.
Всего лишь через десять дней после того, как было срублено первое дерево для постройки моста, Цезарь перешел по первому в истории человечества мосту через Ренус. Сооружение было примерно тридцати футов шириной и более двух стадий длиной. Германцы, находившиеся на противоположном берегу, решили, что только великий колдун мог сделать нечто подобное, и в панике разбежались в разные стороны.
Войска проконсула вошли на территорию сугамбров[75], поскольку это племя отказалось выдавать римлянам тех немногих тенктеров и узипетов, которые спаслись после устроенной Цезарем резни. На правом берегу Ренуса мы провели восемнадцать дней. Легионерам разрешили грабить близлежащие селения и священные места, в которых германцы поклонялись своим богам. Отовсюду в лагерь Цезаря приезжали послы германских племен, желавших заключить перемирие с римлянами. Только свевы не спешили нанести визит проконсулу. Они уже собрали огромное войско для решающей битвы, поскольку боялись, что Цезарю удастся покорить всю свободную Германию.
Однако через восемнадцать дней, совершенно неожиданно для всех, Цезарь отдал приказ переправить войска на левый берег и снести мост. Среди легионеров поползли разного рода слухи. Одни говорили, будто проконсул испугался свевов, другие считали, что Цезарь добился того, чего хотел, — а именно доказал германцам превосходство технической мысли римлян — и не желал напрасно рисковать жизнью своих солдат. В Риме все превозносили Цезаря и всячески приукрашивали его подвиги. На каждом углу твердили, что его победы и успехи превзошли самые смелые ожидания. Проконсулу удалось совершить то, что оказалось не под силу ни одному прославленному полководцу Рима. Имя Цезаря было у всех на устах. Хочу заметить, что о Мамурре никто даже и не вспомнил. Впервые за всю историю существования Римской республики ее войска ступили на землю диких германских племен, расположенную на правом берегу Ренуса. С того самого момента эта река стала естественной границей Римской империи. Надежной границей, которую в ближайшее время вряд ли могли перейти враждебно настроенные племена.
Тем не менее Цезарь еще не утолил свою непомерную жажду славы и признания. Хотя лето закончилось, а в северной Галлии уже была зима, наступившая в том году раньше, чем обычно, войска римлян ускоренным маршем направлялись к западному побережью Атлантикуса. Я не мог в это поверить, но проконсул в самом деле собирался переправить свои легионы в Британию! Большинство офицеров сходились во мнении, что Цезарь если и не лишился рассудка, то уж наверняка потерял всякое ощущение реальности. Некоторые поговаривали, будто он надеется захватить в новых землях несметные сокровища, среди которых будут и огромного размера жемчужины. Но находились и другие, чьи предположения больше соответствовали действительности — они считали, что Цезарь хочет установить контроль над экспортом олова и металлов, наложив лапу римского орла на эту прибыльную сферу. Многие же смеялись над первыми и вторыми, утверждая, что Британия на самом деле существует только в воображении жадных до наживы купцов. Из этого можно сделать вывод: народы, жившие у Средиземного моря, почти ничего не знали об этом острове. Но Цезарь не обращал внимания на высказывания своих офицеров и легатов — он не собирался отказываться от своих честолюбивых планов. Проконсул хотел в очередной раз совершить нечто такое, что до него не удавалось сделать никому: переправить свои войска на окутанный сказаниями и легендами остров Британия. Официальным основанием для высадки на остров стало утверждение Цезаря, что галльские племена, живущие на побережье Атлантикуса, якобы получают подкрепление из Британии каждый раз, когда поднимают восстание.
Я остался в Галлии. В душе я желал Цезарю потерпеть поражение и надеялся, что он умрет жестокой смертью на таинственном острове. Он отобрал у меня Ванду, а Криксос, отправившийся вслед за ней, так и не вернулся. После той злополучной ночи Цезарь ни разу не заговорил со мной. А ведь ради него я сжег все мосты, связывавшие меня с моим кельтским прошлым, и стал его друидом! Теперь же он отвернулся от меня и бросил на произвол судьбы.
