Ознакомительная версия.
– Скажите, – спросила она, нарушив молчание, – вы бывали на премьере Гольдони?
– Да, конечно, – улыбнулся Анненков, – кто же не был тогда в театре? Столько шума…
– Я припоминаю… – теперь Анжелике вспомнилось отчетливо.
В тот дождливый вечер в Петербурге спектакль в императорском театре начался как обычно в пятом часу. Анжелика, немного удрученная холодностью Армана, сидела рядом с ним в ложе послов. Она оделась в нежно-голубое с лиловым платье и старалась не выдать своего плохого настроения – выглядела веселой, пожалуй, даже слишком.
Уже играли первый акт, и зрители восхищались мастерством актеров и дивной итальянской музыкой, когда в своей ложе – как раз напротив посольской – появилась княгиня Потемкина. Ее сопровождали несколько офицеров гвардии.
В антракте Анжелика невольно обратила внимание на одного из них – высокого роста, с выразительными темно-синими глазами, с волнистыми каштановыми волосами и красивыми, правильными чертами лица. Молодой офицер был одет в алый мундир лейб-гвардейского гусарского полка, а на левом плече у него, поверх сверкающего золотом доломана красовалась шкура белого барса с крупной золоченой пряжкой, украшенной изумрудами – император только что разрешил гвардейцам носить мех на мундире, и он считался предметом особого щегольства.
Красивый, холеный офицер приковывал к себе взоры дам – Анжелика сразу заметила это. Наверняка он имел успех в салонах, но вел себя учтиво и сдержанно, даже скромно. Дав волю фантазии, Анжелика тогда на время забыла об Армане и своей обиде на строптивого посла. Ей очень хотелось познакомиться с гусарским офицером. Но княгиня Потемкина, пригласившая Анжелику к себе в ложу, не успела представить молодого человека маркизе – начался второй акт пьесы.
Отъезжая от театра к французскому посольству, Анжелика видела, как карета княгини, завернув к Таврическому саду, остановилась. Офицер, ехавший за каретой верхом, соскочил с коня. Дверца кареты распахнулась, слуга опустил подножку, и офицер вскочил в карету, привязав к ней своего коня. Анжелика не могла знать с уверенностью, что тем офицером, удостоенным чести ехать с княгиней Потемкиной в одном экипаже, был именно Алексей Анненков, – она наблюдала всю сцену издалека и довольно короткое время. Но почему-то ей подумалось тогда, что это вполне мог быть он. Кто же еще?
Да, похоже, теперь война совершенно неожиданно выполнила давнее пожелание маркизы, и знакомство, не состоявшееся пять лет назад, случилось теперь при столь странных обстоятельствах. Война свела их вновь, и тот красивый молодой офицер из свиты княгини Потемкиной теперь сопровождает ее, Анжелику, к командующему. Только мундир на офицере почему-то не роскошно-алый, а темно-коричневый и меньше украшенный вышивкой.
– Вы больше не служите в гвардии? – осторожно поинтересовалась у Алексея маркиза.
– Я попросился в обычный полк, – ответил он серьезно, – чтобы иметь возможность участвовать в боевых действиях. Но князь Петр Иванович держит меня при себе адъютантом, не отпускает на вольную волюшку.
– Почему? – спросила Анжелика недоуменно.
Алексей промолчал. Потом произнес:
– На выход из гвардии требуется разрешение самого императора или хотя бы военного министра, а ни тот ни другой без особой провинности офицера не позволят ему такого. Но князь Петр Иванович уговорил генерала Барклая до окончания войны зачислить меня в Ахтырский полк при условии, что я буду при нем адъютантом – такая «ссылка» показалась нашему военному министру почетней.
– Я думаю, немногие светские франты сейчас стремятся оказаться в гуще дела? – спросила Анжелика, не скрывая восхищения. – В Петербурге ведь спокойнее и сытнее…
– Гвардия прибудет со дня на день, – ответил Анненков. – Если главное сражение все же состоится, она обязательно примет участие в нем, и пехота, и кавалерия. То, что вы говорите, маркиза, – всего лишь парижские домыслы. Сейчас каждый офицер, будь он гвардеец или нет, готов выполнить свой долг Отечеству и не пожалеет жизни. Без исключения.
Уверенность, с которой молодой граф произнес эти слова, впечатлила Анжелику. Отправляясь на войну, она мало думала о русских. Точнее, не думала о них вовсе. Маркизу гнали в путь тоска и личная обида. Теперь же на фоне разворачивающегося перед ее глазами действа все личные переживания показались Анжелике мелкими и не стоящими упоминания.
– Как вы думаете, граф, – решилась она спросить Алексея о том, что волновало ее больше всего, – меня отпустят назад? К армии я имею в виду…
– Не знаю, – Анненков пожал плечами. – Ведь вы – не обычный пленный. Вы – женщина. Я думаю, князь примет во внимание это обстоятельство, – добавил он с улыбкой. – Не волнуйтесь, мадам.
– Я очень надеюсь на благородство князя, – печально вздохнула маркиза, – там остался мой младший брат Пьер, – объяснила она. – Он настоял, чтобы его зачислили в кавалерию маршала Мюрата. Я обещала mamán, что с ним ничего не случится.
Граф Анненков понимающе покачал головой.
* * *
Перед самым Царевым Займищем дорогу им преградили санитарные фуры. Ополченцы в серых одеждах, темных по спинам от пота, таскали сюда на носилках раненых с расположенного неподалеку перевязочного пункта. Здесь же суетился доктор в окровавленном фартуке, он размахивал большими, измазанными по локоть в крови руками и кричал:
– Э, мужичье, полегче, полегче трясите! В ногу идите – разболтаете ж, вот олухи!
Мужики остановились, приладив поплотнее носилки на плечах, потом снова пошли, попав, наконец, в ногу.
– Куды везти-то? – крикнул с фуры возничий. – А, ученый?
– Матушка Лизавета Григорьевна велели в госпиталь к ним, – ответил доктор, возвращаясь в перевязочную палатку.
– А где ж он? – снова крикнул возничий.
– Езжай к штабу, там, в березняке, увидишь…
– Скоро ли тронутся они? – спросила Анжелика у ротмистра. Она не понимала по-русски, но видела – раненых должны вот-вот увезти.
– Сейчас поедут, – ответил Алексей. – Мы – сразу же за ними…
– А куда их везут?
– В госпиталь ее высочества великой княгини Екатерины Павловны, – последовал ответ. – Как видите, маркиза, не только офицеры гвардии стремятся участвовать в войне, но и самые знатные дамы помогают армии.
– Я очень сожалею о своих словах, – призналась ему Анжелика честно. – Если возможно, забудьте о моем легкомыслии.
Наконец фуры двинулись. Ехали они медленно, чтобы легкораненые, бредущие вокруг них, вполне поспевали за их движением. Из повозок слышались хрип, стон, плач и ругань. Некоторые бредили. Воронье, почуяв кровь, злобно налетало на фуры, но санитары отгоняли птиц.
Ознакомительная версия.
