Служанка и вовсе посерела, казалось, сердце в её груди бьётся подобно соловью в клетке.
— Но-о… Господин, вы же сейчас должны быть на погребальном костре!
— Мне там не понравилось: дымно, жарко, толпа врагов кругом… Дома лучше. Итак, не стой столбом, лентяйка! Всё бы вам языком почесать, лишь бы не работать. Распорядись наполнить мне ванную и приготовить одежду.
— Ванную… — словно завороженная пробормотал Шейла.
— Да, ванную. Ну, знаешь, ёмкость, в которую наливают воду для купания.
— Конечно, господин, — насмерть перепуганная служанка рванула прочь из гостиной, но на середине пути застыла и медленно обернулась назад. — Прошу милости, господин, но в доме не осталось слуг, кроме старой Шейлы. Брахман Амар увёл из дома всех шудру, лишь меня оставил приглядывать за домом.
— Ладно, — тяжело вздохнул Хенг. — Планы меняются. Сам помоюсь у колодца. Тогда тащи мне одежду.
— Эм…
— Что? — вздернул брови Хенг. — Шейла, не мнись, как девственница перед супружеским ложем!
— Прошу простить, господин, но вашей одежды тоже нет, — поникла головой служанка.
Хенг прикрыл глаза, переложил сабли в левую руку и устало потёр переносицу правой.
— Позволь догадаюсь, Амар забрал мою одежду?
Увидев, как Шейла закивала, он грустно продолжил:
— Не стоит сомневаться, что деньги и ценности «гости» тоже прихватили?
— Простите, господин, — ещё ниже опустились плечи служанки.
— А еда? — с надеждой посмотрел на Шейлу сотник. — Хотя бы еда в доме осталась?
— Да, есть немного.
— Тогда, пока я моюсь, найди мне хотя бы чистый отрез ткани и приготовь еды.
Сказать, что Хенг был зол, всё равно, что промолчать. Он был в ярости. Но это не была жаркая ярость, как во время битвы. Это было холодное чувство, требующее мести и возмещения как материального, так и морального.
После омовения ледяной колодезной водой старая дрожащая служанка протянула Хенгу чистый отрез белой ткани. Он обмотался ею на манер тоги.
Поев, Хенг соорудил из куска кожи подобие пояса, на который повесил обе сабли, после чего выдвинулся к поместью Амара. Пришлось идти пешком, избегая дороги и людных мест. К сожалению, «гости» забрали всю живность, в том числе и коней. Вообще, они знатно прибарахлились, в доме осталась лишь самая тяжёлая и габаритная мебель. Всё мало-мальски ценное они забрали. Но одну сумку, пару глиняных плошек, плохонький бронзовый нож и немного припасов в дорогу найти удалось.
Так и отправился в путь сотник: тога, с обеих сторон на поясе висят сабли, через правое плечо перекинута полупустая сумка.
Обогнув по большой петле поля, Хенг нырнул в джунгли. В отличие от крестьян, которых заросли и их обитатели пугают до жути, он не боялся леса. Но и той уверенности, с которой по джунглям передвигаются егеря, в нём не было. И всё же выживать в лесах он умел, как и любой ханьский гвардеец.
Вскоре Хенг отловил несколько ядовитых змей. В местных джунглях их водилось бесчисленное множество, частенько они выползали к людям. От змеиных укусов в год гибло множество шудру, особенно страдали маленькие дети, которые ещё не научились бояться змей.
В мире найдется немного мест, где ползучие гады чувствуют себя так привольно, как в Сатавахане. Здесь змей почитают за священных, они окружены уважением и заботой. В их честь возведены храмы. Часто возле дорог, водоёмов и деревень можно встретить высеченные из камня изображения рептилий.
Культ змеи в этой стране насчитывает более трёх тысяч лет.
Согласно древним верованиям индусов, опорой Вселенной служат многочисленные головы змея Шеши, который лежит на водах Мирового океана, а на ложе из его колец отдыхает хранитель жизни Вишну. В конце каждого космического дня, который равен двум миллиардам ста шестидесяти миллионам земных лет, огнедышащие пасти Шеши уничтожают миры, а творец Брахма затем отстраивает их заново.
Ещё одного могущественного змея, семиголового Васуки, бог-разрушитель Шива постоянно носит на себе в качестве священного шнура. С помощью Васуки боги добывали напиток бессмертия под названием амриту.
Шеша и Васуки — цари нагов. Наги по местным поверьям — полубожественные существа со змеиными туловищами и одной или несколькими человеческими головами. Обитают наги в подземном царстве — в Патале. Его столица — Бхогавати — обнесена стеной из драгоценных камней и пользуется славой самого богатого города в четырнадцати мирах, составляющих, по легенде, основу мироздания.
Но Хенгу было плевать. Он доставал из широких штанин дубликатом бесценного груза кое-что, и клал это на священность ползучих гадов. Он их ловил и доил их яд, после чего выкидывал на волю подальше от себя. Так он набрал достаточно яда.
Затем он срубил бамбук и сделал из него духовую трубку. Из стебля бамбука он нарезал тонких и длинных деревянных игл.
Пошерудив в паре заброшенных птичьих гнезд, он набрал пуха и перьев. С помощью них и нитки, которую вытянул из тоги, он соорудил несколько десяток игл для духовой трубки.
Всё это он проделывал буквально в дороге. Самые трудоёмкие задачи он совершал во время привалов, а вытачивать бронзовым ножом иглы или делать дротики можно и на ходу.
К ночи, когда Хенг добрался до обнесенного каменной стеной поместья Амара, он был готов к мести. Этот брахман забрал всё, что было ему ценным. А он заберёт за это виру. Семь друзей, семь старых соратников, которые были ему верны, но отправились на встречу к духам предков. Воинская честь требовала забрать не меньшую кровавую виру. Одна «кровавая монета» была уплачена: жизнь самого Амара. Жизни двух его воинов он не считал — тем он мстил отдельно. Осталось не меньше шести «монет».
Хизеши был бы против. Он бы вопил о жестокости и несправедливости, но Хенг больше не был рафинированном японцем из будущего. Хотя он и так считал себя излишне мягким. Раньше, до первой смерти, он бы за такое вырезал всех родных Амара до седьмого колена. Но память прошлой жизни смягчила его нрав.
Ночью он скинул приметную белую тогу и весь с головы до пят вымазался в черной грязи. Сумка с дротиками была тоже измазана грязью. В одной руке сабля, в другой духовая трубка. Подобно шиноби он скользил в ночи.
