Освещённая красным закатным светом дверь хижины почернела от времени. Она распахнулась от одного толчка руки, разбудила деревянным скрипом мёртвую тишину за ней. Шуйцев следом за своей тенью шагнул внутрь и осмотрелся. Грубый деревянный стол, лавку, грубо, но добротно сложенную из камней печь облепила ветхая паутина. Возле печи горкой лежали дрова и сучья, на столе угадывалась перевернутая жестяная чашка, на печи выделялся котелок. Из старой шкуры медведя, которая покрывала лежанку, спрыгнула на пол серая парочка грызунов и скрылась в угловой щели. Под оконной дырой, частично закрытой обрывками бычьего пузыря, лежал человеческий скелет. Костяшки пальцев правой руки удерживали тронутое ржавчиной, с изъеденным черным прикладом одноствольное ружье; на нелепо облегающем бедренные кости кожаном поясе круглились с десяток патронов. И на всем – чуть не в палец толщиной серая пыль. Шуйцев сделал шаг к скелету и вздрогнул – так стукнула по кости поддетая его сапогом стреляная гильза. Он наклонился, поднял ее, заметил и вторую.
Еще при лучистом свете от выступающего за горами овала солнца он похоронил скелет: обложил камнями, укрепил между ними простенький крест: две толстые ветки, очищенные от всего лишнего и перехваченные, связанные полоской кожи. После чего отряхнул рубашку, штаны и вернулся в хижину. Наскоро убрал пыль, связал в пучок собранные возле хижины прутья, чтобы вымести мусор. Когда наклонился у лежанки и повёл веником из прутьев под свисающей с неё медвежьей шкурой, поддел какой-то предмет и потянул к себе. Жуткий металлический лязг был неожиданным, заставил его отпрыгнуть к лавке; опрокидываясь на неё, он локтем сбил котелок с кружкой, и они с грохотом упали со стола на пол. Когда тарахтение кружки прекратилось, он приподнял обвисающую часть шкуры – под лежанкой железные челюсти капкана на медведя намертво схватили прутья, переломив некоторые из них. Ну и напугала же его эта непонятно для кого приготовленная ловушка! Под потолком над лежанкой нелепо свисал проеденный грызунами брезентовый мешочек. В мешочке оказались покрытые зеленой плесенью сухари, какие-то ржавые сушеные рыбки. Прихватив его, чтобы выбросить по пути, он с котелком и кружкой направился к шумящей горной речке.
Солнце уже полностью спряталось за хребет, но было еще часа два до сумерек. Небо посерело, стало ощутимо прохладнее. Придерживаясь о выступы больших камней, он спустился обрывистым берегом к бегущей среди гальки и песка речушке. Вода была прозрачно чистой, в ней хорошо различались поднимающиеся против течения рыбины. Она оказалась почти ледяной, но он тщательно отчистил песком и кружку и котелок. Последний раз зачерпнув со дна песок, гоняя его и воду в котелке вкруговую, он отметил: что-то тускло блеснуло грязной желтизной. Шуйцев пригляделся и осторожно вынул из котелка блестевшую песчинку. Это было золото! Много выше против течения с обрыва берега сорвался и с перестуками скатился камень. Шуйцев живо выпрямился. Его еще тревожило впечатление от скелета с ружьем: несчастный явно отстреливался. Настороженно ступая, он прошелся вдоль речки, высматривая на ходу все возможные укрытия. Внимание его привлекла небольшая каменная плита под обрывом, возле которой на гальке с песком остался чуть заметный след, как будто плиту недавно сдвигали. Он осмотрел её, приподнял за край. В ямке под ней были плотно сложены пустые жестяные банки из-под консервов. Надписи были английскими. Он опустил плиту на место, и наконец увидел отпечатки чужих сапог.
Он скоро вернулся в хижину с котелком полным воды, поставил его на стол. Проверил в оставленном на столе ружье патроны, с ружьем и биноклем вышел из хижины, в бинокль тщательно оглядел близкие и дальние окрестности. Однако даже его опытным глазам охотника ничего подозрительного обнаружить не удавалось.
За окном быстро подступила ночь. Поджав ноги, он сидел на заменяющем стул низком пеньке, и в пляске отсветов и теней от весело играющего пламени в печи задумчиво смотрел на раскрытый в готовности захлопнуться капкан. Куском щепы он медленно надавил на рычажок, и челюсти капкана со злобным лязгом сомкнулись, их железные зубы впились в дерево. Шуйцев подложил в печь еще одно полено. Он не мог решить, что предпринять. Вряд ли стоило рассчитывать, что эти золотоискатели, – а он не сомневался, что пустые банки упрятали под камень именно золотоискатели, – не узнали о его появлении. Отчего-то была уверенность, что узнали. Связываться с ними не хотелось, но и уходить сразу же, только добравшись до места, он тоже был не готов. Да и куда уходить? Возвращаться? Наобум искать другое зимовье? Где? Залечь бы спать, как назло беспокоило горло, – напился где-то слишком холодной воды, – но сон бежал от него. Он поднялся, прихватил капкан и вышел наружу.
В лесу ухнула сова, потом опять и опять.
Она ухала долго, ей не спалось. Ближе к полуночи хрустнула под окном ветка. В оконце глянула тень, кто-то ножом распорол поправленный Шуйцевым бычий пузырь и осторожно ввел ствол карабина, целя в спящего на лежанке под шкурой медведя. Внезапно за порогом удовлетворенно клацнул медвежий капкан и дико взвыл молодой мужчина. Тут же пальнул карабин, и в шкуру на лежанке впилась пуля, но со звуком, с каким пуля попадает в полено. Стрелявший за оконцем вдруг весело и громко рассмеялся, и ствол карабина исчез.
– Джек!? – воскликнул он: голос выдавал молодого, образованного человека. – Этот парень нас надул.
Джек не разделял его восторга, продолжал выть и разбираться с капканом. Стоявший за оконцем крикнул в хижину:
– Эй, парень!? Я тоже знаю эту детскую игру! Считаю до трех и бросаю гранату. Слышишь? Выходи!
Шуйцев стоял около двери, прижимался спиной к бревнам. Его палец застыл на курке ружья.
– На каких условиях? – в ответ выкрикнул он.
– На наших! – распорядился тот, кого, как позже выяснилось, звали Гарри.
Утром Шуйцев проснулся возле крутого обрыва, против входа в полумрак пещеры. Рядом валялись драги, прочий инструмент сезонных золотодобытчиков, противозаконно промышляющих в чужой стране. Они оставили его со связанными за спиной руками валяться на каком-то рванье с застарелым неприятным запахом пота. Он закашлял, плюнул мокротой: сделал это от души, но плевок не долетел до речушки, которая равнодушно журчала среди камней. Их было трое, по виду и разговорам американцы либо канадцы. У высокого и долговязого Джека только левая нога была в сапоге. Рану от капкана на другой ноге стягивал белый бинт, и к стопе он тряпкой подвязал подошву старого растерзанного ножом и руками ботинка. Джек был мрачен и, вынужденный ступать на подошву ботинка только пяткой, сильно хромал. Он зашёл в пещеру, вынес полный вещевой мешок, прошел мимо Шуйцева к камню, на котором лежал грязный свитер, и сел на него. Вытряхнув содержимое мешка на гальку, принялся разбираться в барахле.
