– Да, это доступно не для всякого понимания. И хочу заметить, подобное самоотвержение требует большого душевного величия.
– О, это самая неблагодарная вещь, господин асессор, самая неблагодарная на свете, – откликнулся Феттер и спросил: – А когда труп будет перевезен в город?
– По всей вероятности, уже сегодня вечером.
– А похороны?
– На днях.
– Остались ли у князя родственники?
– Это предстоит выяснить суду.
– Такой с виду простой, обычный человек и вдруг князь? Уму непостижимо! – еще раз покачал головой Феттер.
После ухода Феттера Бруно отправился в дом Гагена. Его экономка, которая теперь тоже знала, кому служила, была безутешна. Лицо ее, мокрое от слез, покраснело, и она все никак не могла успокоиться.
Письменный стол Гагена, где хранились его бумаги, был опечатан, и вскрыть его будет возможно лишь после похорон. Поэтому Бруно занялся необходимыми приготовлениями к похоронам. Гаген не любил пышности, и фон Вильденфельс, помня привычки друга, старался, чтобы все было торжественно-строго, но скромно и просто.
За этим занятием Бруно застал вечер.
Из замка привезли тело князя. Лицо его стало строгим и спокойным. До поздней ночи асессор оставался возле Этьена Аналеско, а когда он ушел, его сменила старуха-экономка, пожелавшая одна провести с умершим остаток ночи.
На следующий день уже весь город знал, что тело князя перевезли из замка в его дом, и множество народу пришло отдать последний долг покойному. Люди шли и шли к его гробу. Они вспоминали умершего только добрыми и благодарными словами. Многие несли венки или просто скромные букетики цветов в знак признательности и любви к этому человеку.
Через день состоялось погребение принца Этьена Аналеско. Во главе траурного шествия шли первые лица города. И далеко по улице растянулась толпа тех, кому так много хорошего сделал самоотверженный и отзывчивый доктор Гаген.
После похорон вскрыли завещание князя.
Большую часть своего состояния он завещал больницам для бедных. Щедрое обеспечение на всю жизнь получила старуха-экономка. Дом же передавался тому, кто станет, по примеру Гагена, доктором для малоимущих.
– Адам, эй, Адам! – тихо позвал Макс проходившего мимо товарища. – Правда ли, что бывший управляющий в замке?
– Кажется, так, – так же тихо подтвердил тот. – Он живет там, в башне.
– Я его еще не видел.
– Он ободран, словно нищий, – сказал Адам, собирая со стола посуду.
– А правда ли, что он чуть не убил графиню? Компаньонка вчера рассказывала экономке.
– Да. И если бы я не перехватил его руку, дело кончилось бы плохо. Мне кажется, что он был пьян.
– А чего он хотел от графини?
– Денег.
– А про доктора Самсона, или, как его по-настоящему зовут, Леона Брассара – слышно?
– Я его три дня не видел.
– Он лечит сумасшедших, а мне кажется, что он и сам сумасшедший.
– Где же он?
– Еще вчера вечером ушел неизвестно куда.
Старый Адам покачал головой.
– Дивные дела у нас делаются, – сказал он, убирая столовое серебро.
– Он, по-моему, и вправду сошел с ума. Вчера вечером у него был такой ужасный вид, – поделился ощущениями Макс. – Как только тело доктора Гагена отправили в город, прибежал господин Брассар. Он был вне себя. Казалось, он всех хочет уничтожить. Я забился от испуга в угол, но он заметил и пошел ко мне. Я уж думал, что настал мой последний час. Глаза у него налились кровью, рыжие волосы встали дыбом, лицо исказилось яростью, а руки сжались в кулаки. Он бросился ко мне…
– Бросился к тебе? – повторил Адам.
– Да. Он схватил меня за руку с такой силой, что мне показалось, будто он сломал мне ее. «Что вам надо, господин Самсон?» – спросил я его, а у самого мурашки по телу побежали. «Где он?» – говорит, а сам на башню, где покойник лежал, показывает. Я сразу же понял, про кого он. «Его увезли в город», – отвечаю. «Собака! – закричал он, хватая меня за шею. – Где мой отец?»
– Его отец? – удивился Адам.
– Ну, да. Я же говорю, что он совсем помешался. Я уж было хотел позвать кого-нибудь на помощь, но на всякий случай сказал: «Доктора Гагена отправили в город». Тогда он отпустил меня и повторил следом: «В город». Ну, я ему растолковал, что его там должны хоронить и что пусть он едет туда, если ему нужно. Тут он совсем меня оставил в покое, только, уходя, все повторял: «Его там должны хоронить…» Я так рад был, что сумел избавиться от него. С тех пор больше его не встречал.
– Беда с такими людьми, – заметил Адам.
– С Митнахтом дела, судя по твоему рассказу, тоже плохи.
Из комнаты графини раздался требовательный звонок. Разговор прекратился…
Леон Брассар действительно исчез из замка в тот вечер, когда узнал от Макса, что тело Гагена увезли в город.
С растерянным видом выйдя из замка, он некоторое время бесцельно ходил кругом и вполголоса разговаривал сам с собой. Затем вдруг на что-то решился и пошел в рыбацкую деревню. На берегу не было ни души, стояли пустые лодки. Леон сел в одну из них и поплыл в открытое море. Было тихо, как и в тот памятный вечер, когда отец и сын встретились здесь в последний раз.
Вдруг лицо Леона исказилось. Он выпустил одно весло и дрожащей рукой показал кому-то на воду. Губы его шевелились, он присел, словно хотел спрятаться, а в глазах появился сумасшедший блеск.
– Это он! – прошептал Леон. – Снова его голова показалась из воды… И там!.. И там!..
Леону казалось, что он всюду видит головы Гагена с глазами, полными тоски и укора.
– Прочь, прочь! – закричал он. – Зачем вы на меня так смотрите? Он опять вышел из воды, опять смотрит. Прочь! О, Боже, куда ни взгляну, всюду его голова. И всю прошлую ночь он стоял перед глазами…
Леон неожиданно расхохотался жутким, надрывным смехом.
– Я его сын! Чего же он хочет от меня? Он же все получил, что заслужил! А-а! Он опять тут! Прочь, прочь!..
Леон снова схватился за весла и стал сильно грести, стараясь побыстрее отплыть от этого проклятого места. Время от времени он оглядывался, и каждый раз ему казалось, что голова Гагена высовывается из воды, а большие глаза с упреком смотрят на него. Леон продолжал грести, все удаляясь от берега. Он не чувствовал ни усталости, ни голода, ни жажды. Наступила ночь. Леон ушел далеко в море, которое было на сей раз спокойно и гладко, как зеркало.
Он и сам не знал, как долго греб. Наконец Леон устал и предоставил лодку воле волн. Он сидел и тупо смотрел перед собой.
Уже под утро лодку прибило к берегу в нескольких милях от города. Увидев, что он у берега, Леон выскочил на землю, нисколько не заботясь о лодке. Он добрел до деревни, где ему дали поесть немного хлеба и молока. Он жадно ел и все время говорил сам с собой, отчего женщина, к которой он зашел, не могла дождаться, когда он уйдет.
