Ознакомительная версия.
Тем временем Карл Наваррский не сидел сложа руки. Он писал Папе, писал императору, писал всем христианским государям: он объяснял им, что отнюдь не желал смерти Карла Испанского, а только намеревался проучить его за весь тот вред и оскорбления, причиненные ему покойным; что люди его переусердствовали, но он тем не менее все берет на себя и готов защищать своих родичей, друзей и слуг, которые во время этой лэгльской суматохи проявили излишний пыл лишь ради его, Карла, блага.
Словом, действуя как разбойник с большой дороги, заманивший свою жертву в ловушку, он пожелал сделать вид, будто действовал как рыцарь.
И сверх того, он написал герцогу Ланкастеру, находившемуся в Малине, и даже самому королю английскому. Когда началась заваруха, нам удалось ознакомиться с содержанием этих писем. Карл Злой шел прямо напролом: «Ежели соизволите вы приказать бретонским вашим военачальникам в полной боевой готовности быть, как только я обращусь к ним, дабы они в Нормандию вошли, и встречу я их там со всем радушием, и порука моя в том, что обойдется все мирно. Да будет вам ведомо, что вся нормандская знать предана мне не на живот, а на смерть». Убив Карла Испанского, Карл стал мятежником, а теперь пошел еще дальше – стал изменником. И в то же время он напустил на короля Иоанна своих меленских дам.
Как, вы не знаете, кого величают меленскими дамами? Смотрите-ка, пошел дождь! Впрочем, этого и следовало ожидать: с самого утра небо угрожающе хмурилось. Вот теперь вы, Аршамбо, надеюсь, благословляете мои носилки: лучше сидеть под навесом, чем мокнуть под дождем, чтобы по спине у вас стекали струйки воды и чтобы насквозь пробило ваш плащ несколько, я бы сказал, нескромного покроя и забрызгало вас грязью до пояса.
Кто такие меленские дамы? Две вдовствующие королевы и Жанна Валуа, малолетняя супруга Карла Наваррского, которую держат там, пока она не достигнет брачного возраста. Все три живут в Мелене, в замке, который прозвали замком Трех Королев, или Вдовий Двор.
Начнем с Жанны д’Эвре, вдовы короля Карла IV и тетки Карла Злого. Да-да, она до сих пор еще жива и вовсе не такая уж дряхлая старуха, как почему-то считается. Ей, очевидно, всего пятьдесят... на четыре-пять лет моложе меня. Вдовеет она вот уже двадцать восемь лет и двадцать восемь лет не снимает белого одеяния. Французский престол она делила с покойным супругом всего три года. Но до сих пор сохранила влияние при дворе. Дело в том, что она старшая в роду, последняя королева из ветви Капетингов. Рожала она трижды... родила трех дочек, из них выжила лишь только последняя, родившаяся уже после смерти отца... Роди она сына, была бы она сейчас королева-мать и регентша. Династия Капетингов угасла в ее лоне. Когда она говорит: «Мой батюшка, его светлость д’Эвре... мой дядя Филипп Красивый... мой деверь Филипп Длинный...» – все замолкают. Она уцелевший обломок монархии, права коей на французский престол никто никогда и не подумал бы оспаривать, и свидетельница той годины, когда Франция была куда могущественнее и славнее, чем ныне. Она как бы порука тому для нового поколения. Поэтому-то многое из того, что могло бы быть сделано, не делается, ибо мадам д’Эвре этого не одобряет.
И кроме того, кругом все твердят: «Она святая, святая!» Но, честно говоря, так ли уж трудно прослыть святой, когда ты королева и живешь в окружении своего маленького двора, которому нет иного занятия, как слагать тебе хвалу. Мадам Жанна д’Эвре подымается на рассвете, сама зажигает свечу, чтобы не обеспокоить своих служанок. И тут же берется за свой часослов – по словам видевших, самый крохотный на всем свете,– подарок ее покойного супруга, который заказал книгу некоему художнику Жану Пюселю. Молится она долго и много и творит щедрой рукой милостыню. Двадцать восемь лет она изо дня в день твердит, что будущего у нее нет лишь потому, что не смогла она родить сына. У каждой из вдов есть своя навязчивая идея. Будь она столь же умна, сколь и добродетельна, она, конечно, могла бы сыграть куда более значительную роль в делах государственных.
Затем мадам Бланка, сестра Карла Наваррского, вторая супруга Филиппа VI Валуа. Процарствовала она всего полгода и еще не сумела привыкнуть к королевской короне. Она слывет первой красавицей Франции. Я сам ее в свое время видел и полностью разделяю это мнение. Сейчас ей всего двадцать четыре года, и вот уже почти шесть лет она с горечью вопрошает себя, на что ей эта белоснежная кожа, синие, словно эмалевые, глаза, это совершенное тело? Не одари ее природа столь щедро, она все равно стала бы нашей королевой, коль скоро ее прочили в жены Иоанну II! Отец Иоанна отнял ее у сына лишь потому, что был смертельно уязвлен ее красой.
Через полгода после того, как она проводила своего мужа с супружеского ложа в могилу, руки ее стал домогаться король Кастильский, дон Педро, прозванный подданными Жестоким. Возможно, сгоряча она велела передать ему, что «королевы Франции не выходят замуж вторично». Все дружно славословили величие ее души. Но теперь она вновь вопрошает себя: уж не слишком ли тяжелую жертву принесла она своему блистательному прошлому? Кастелянство Мелен оставлено ей в наследство покойным супругом. По ее приказанию Мелен перестроили, украсили. Но она может сколько угодно и к Пасхе, и к Рождеству менять ковры и шпалеры у себя в опочивальне – спит-то она там по-прежнему одна.
И наконец, дочь короля Иоанна, еще одна Жанна, чей брак с королем Наваррским только подлил масла в огонь. Карл Наваррский поручил девочку-супругу своей тетке и сестре в ожидании ее совершеннолетия. А сама она – чистое бедствие в семье, каким может только быть двенадцатилетняя девочка, которая отлично помнит, что овдовела в шесть лет, и уже ведет себя как королева, хотя королевой еще не стала. Только одного она ждет – поскорее стать взрослой, но ждет злобно, ворчит по любому поводу, требует себе именно того, в чем ей отказывают, выводит из себя придворных дам и сулит им самые страшные пытки – дайте ей только вырасти. Приходилось мадам д’Эвре, которая не любила шутить с такими вещами, как пристойное поведение, закатывать будущей королеве пощечины.
Наши три дамы поддерживали и в Мелене, и в Мо – а Мо досталось мадам д’Эвре после смерти супруга по наследству – иллюзию двора. Есть у них свой канцлер, казначей, мажордом. Слишком громкие титулы для столь незначительных обязанностей. Здесь вы могли не без удивления обнаружить с десяток людей, которые считались уже давно отошедшими в лучший мир, до того прочно их все забыли, кроме, конечно, их самих. Прежние служители, уцелевшие от предыдущих царствований, дряхлые духовные наставники покойных королей, секретари, хранители уже всем известных секретов, люди, которые на короткий миг становились могущественными, ибо стояли близко к власти. И все они барахтаются в гуще воспоминаний, с важным видом намекая, что они, мол, были главными участниками давно минувших событий. Когда один из них заводил: «В тот день, когда король обратился ко мне...», то слушатель гадал, о каком, в сущности, из шести королей, восседавших на троне с начала века, идет в данном случае речь? А то, что сказал король, для рассказчика было весьма важным и незабываемым откровением вроде: «А нынче хорошая погода, Гро-Пьер...»
Ознакомительная версия.
