— Погодите, погодите, не так все скоро! — рассмеялась Грунька. — Ведь у вас сейчас даже подходящего костюма нет!
— Костюм сейчас найдется! Да он и не нужен; я видела гадалок великолепно одетых и катающихся в золоченых каретах! О-о, в Дрездене, где я жила в последнее время, они в большой моде, гадалки и гадальщики! Всесильный граф Брюль только и бредит ими. А свое лицо мне менять не нужно, потому что меня все равно никто не видел в Петербурге и никто не знает!
— Да, но ведь впоследствии вас могут увидеть и узнать!
— Ну и что же такое? Пусть я явлюсь в петербургском обществе в качестве предсказательницы грядущего! Авось при твоей помощи мне как-нибудь удастся продолжать разыгрывание этой роли.
— Ну а граф Линар?
— Что же граф Линар?
— Графу Линару вовсе не следует знать, что вы под видом гадалки виделись с принцессой и впутали ее в политическую паутину.
— В самом деле, ты права, тысячу раз права. Значит, мне нужно будет как-нибудь измениться?
— Совершенно верно. Мы это обдумаем и все устроим.
Селина задумалась и после довольно продолжительной паузы проговорила:
— Знаешь, Грунья (имя Груньки на русский лад она произносить не могла, и у нее выходило «Грунья»)? Знаешь, Грунья, а что как вдруг меня поймают и посадят в тюрьму?
— За что? — рассмеялась Грунька. — За то, что вы станете предсказывать будущее? Да ведь тогда всех женщин у нас пересажать надо — все они на картах гадают!
— Но если узнают, что я не гадалка?
— А кому здесь, в Петербурге, известно, кто вы именно? И затем, у вас тут уже есть защитник.
— Защитник? Откуда? Здесь, в Петербурге, у меня никого нет.
— Но ведь вы — француженка, и вас защищает ваш французский посол, маркиз де Шетарди.
— В самом деле ты, Грунья, гениальна!
Грунька учтиво, как субретка на сцене, присела и отчетливо произнесла:
— К вашим услугам, сударыня!
Митька с утра засел в общем зале кофейни Гидля и чувствовал себя очень прекрасно. Он курил, следил через плечо за партией в шахматы, которую играли два весьма почтенных на вид немца, пил кофе, потом пиво, завтракал и все время внимательно оглядывал каждого, который входил и приближался к буфетной стойке, где сидела хозяйка. Впрочем, делал он все это настолько незаметно, что никто и подумать не мог бы, что он здесь кого-нибудь ждет.
А Митька действительно ждал. Когда в кофейню вошел придворный служитель, приблизился к хозяйке и довольно громко спросил: «Где найти госпожу Дюкар?» — Жемчугов тоже вскочил и тоже направился к стойке.
Хозяйка ответила, что ничего не знает о госпоже Дюкар, но что вот тут есть господин, который ждет, когда придут и спросят о госпоже Дюкар, и показала на Жемчугова.
Придворный служитель был из поляков и, обратившись к Митьке, сказал, что прислан за госпожой Дюкар, которая должна сегодня явиться во дворец, к фрейлине Юлиане Менгден.
— Хорошо, Станислав! — посмотрев на него, сказал Жемчугов.
Тот отшатнулся и, вдруг потеряв всю свою напыщенную важность, удивленно произнес!
— Вы знаете мое имя?
— Я ничего не знаю, — сказал Митька, — но госпожа Дюкар все знает и сказала мне, что придет спрашивать ее придворный служитель Станислав!
— Надо будет пройти через малый подъезд со стороны Летнего сада, — стал было пояснять придворный служитель, но Митька в важной внушительностью остановил его:
— Успокойтесь, мой друг! Госпожа Дюкар сумеет пройти и без ваших указаний.
Служитель пожал плечами и, почтительно поклонившись, ушел, чрезвычайно пораженный всем случившимся. Ему казалось сверхъестественным, что незнакомый ему человек узнал его имя и так уверенно сказал, что какая-то госпожа Дюкар не нуждается в его указаниях о том, как пройти во дворец.
Митька же, совершенно случайно узнал придворного служителя и, воспользовавшись тем, что тот не помнил его, разыграл маленькую комедию ради упрочения репутации мнимой гадалки госпожи Дюкар.
Его уловка имела совершенно невероятный успех: посланный рассказал, даже с прикрасами, все, что было, пославшей его фрейлине Юлиане Менгден, та, в свою очередь, передала обо всем Анне Леопольдовне.
Путь, избранный Грунькой, вернее Жемчуговым, для того, чтобы провести во дворец Селину де Пюжи под видом гадалки Дюкар, был совершенно правилен. Сын Миниха, Иоганн, был женат на Доротее Менгден, сестра которой, Юлиана, была фрейлиной принцессы Анны Леопольдовны. Последние были интимно дружны, и как только Доротея рассказала о существовании в Петербурге замечательной гадалки, Юлиана, немедленно побежав к принцессе, сообщила ей эту новость, а та пожелала сейчас же видеть гадалку у себя. Тогда же был послан придворный служитель в кофейню Гидля, а когда он вернулся и передал свой разговор, необыкновенное впечатление от ожидаемой гадалки было произведено самое благоприятное.
Юлиана и принцесса сидели в ожидании в спальне Анны Леопольдовны и изредка выглядывали в дверь гардеробной, уставленной кругом ясеневыми желтыми шкафами комнаты, нет ли уже там гадалки. Им казалось, что эта пока еще таинственная для них личность должна появиться именно там.
Впрочем, в этом могло и не быть ничего необыкновенного, так как не идти же было гадалке через большой подъезд, через парадные комнаты, а гардеробная примыкала к коридору, по которому только и могла появиться Дюкар.
— Юлиана, она здесь! — вдруг воскликнула принцесса, отскочив от двери, после того как увидела в гардеробной какое-то довольно странное существо в большой черной косынке, с черным же тюрбаном на голове, с бледным лицом, на котором, точно темные впадины оголенного черепа, темнели очки.
Принцесса уже готова была громко крикнуть, но Юлиана, более смелая, удержала ее и проговорила, заглянув в гардеробную:
— Ах, как страшно! Вот весело-то! Вы кто? — спросила она у странной фигуры, все-таки крепко схватившись за руку Анны Леопольдовны.
— Я — мадам Дюкар! — раздался шамкающий, хриплый, надтреснутый голос. — Вы меня звали?
Когда она заговорила, страх значительно уменьшился.
— Вас желала видеть принцесса! — сказала Анна Леопольдовна. — Мы сейчас пойдем и доложим ей.
По счастью для Селины, она видела еще у Линара портрет Анны Леопольдовны и узнала ее.
«О-о, она гораздо хуже в действительности, нежели на портрете», — подумала она, и это ей доставило большое удовольствие.
Селина внутри вся дрожала и делала неимоверные усилия, чтобы овладеть собой. Она думала, что вот-вот выдаст себя, но, к своему крайнему удивлению, оказалось, что чем больше она внутренне волновалась, тем спокойнее играла свою роль и тем спокойнее произнесла в ответ на слова Анны Леопольдовны:
