Ознакомительная версия.
А 17 июня на огромной равнине Бос две армии, англичан и французов, строили свои ряды друг против друга в боевой порядок…
Англичане очень быстро вбили свои колья, направив заточенные острия в сторону французской конницы, и, как опытные рыболовы, расставившие сети, стали ждать. Для пущей верности они отправили к противнику двух герольдов, которые сообщили, что англичане готовы дать французам бой — пусть наступают.
Пока капитаны раздумывали, заваривать им эту кашу или нет, герольдам ответила Жанна:
— Сегодня уже поздно для битвы. Располагайтесь на ночлег, англичане. А завтра по воле Господа и святой Марии мы сойдемся в бою.
Фастольф, которого последние события — от Орлеана до Жаржо — наводили на мрачные мысли, был озадачен. А не кроется ли подвох в этом решении? Что задумала эта девчонка, доспехи которой, по словам очевидцев, ослепляют, а меч в ее руках — точно молния. Говорят, она может одна дать отпор десятерым, а голос ее точно доносится с неба. И потом — ее не берут стрелы. Мало он верил в эти россказни — солдатня может наплести и не такого, но Гласдейл мертв, Суффолк и Джон Пуль в плену. И в земле несколько тысяч англичан, еще месяц назад надеявшихся взять Орлеан и передвинуть фронт далеко на юг Франции.
Тем же вечером, не дожидаясь сюрпризов со стороны французов, посовещавшись с Талботом и другими военачальниками, Фастольф дал приказ сниматься с места. Оставив зажженными костры, англичане двинулись на север, в сторону Жанвиля и Пате.
Утром 18 июня капитанам Карла Валуа донесли: англичане оставили лагерь и ушли. Над сотнями костров поднимался дым, ветер разносил пепел по всей округе…
— Им не спрятаться от нас даже в облаках, — в то утро сказала Жанна.
Как звери, что чувствуют страх в сердце противника и оттого становятся еще смелее и агрессивнее, французы почуяли неуверенность англичан, подняли армию и грозно пошли следом.
Обе армии, тащившие обоз и артиллерию, растянулись на несколько лье каждая…
Несмотря на то, что дороги их были разными, французы, продвигаясь вперед, опасались засады. В любой момент, за одним из лесочков или холмов, они могли наткнуться на частокол англичан, который преградит путь коннице, и тысячи стрел.
Жанна, как всегда, ехала в окружении своих капитанов.
— У всех есть добрые шпоры, господа? — громко спросила девушка.
Ее вопрос озадачил многих.
— Что вы хотите сказать, — легко усмехнулся Алансон, — нам придется удирать?
— Нет, прекрасный герцог. Те из англичан, кто не захочет драться, будут сегодня удирать как трусливые псы. И нам понадобятся добрые шпоры, чтобы преследовать их!
Надо сказать, капитаны всячески пытались оградить Жанну от непосредственного участия в неминуемой битве. У англичан и французов силы оказались равные. Крепостных стен, где можно было укрыться разом, не намечалось. Все решится на открытом пространстве — и час этот близился. Зная горячность и безудержную отвагу девушки, Рене Анжуйский, Алансон и Орлеанский Бастард боялись потерять ее. Дева была талисманом. Отпала необходимость Жанне самой бросаться на врага — одно ее присутствие в войске уже давало сердцам французских солдат львиную силу.
В три часа пополудни расстояние между двумя армиями сократилось. Небольшие леса и холмы разъединяли врагов, они не видели друг друга, но присутствие чуяли сердцем. Недалеко от городка Пате, на пересеченной местности, англичане поняли, что им не уйти и час битвы близится. Но англичане растянулись на марше больше, чем ожидали. Они практически превратились в две армии: одной командовал Талбот, другой — Фастольф. Оба командующих не ладили друг с другом и совещались только в крайнем случае. На ходу они пытались выработать стратегию предстоящего боя, но сделать это для медленно ползущей гигантской гусеницы было затруднительно.
Главное, на что они рассчитывали, это на фактор неожиданности. Французы нарвутся на лучников, и они разыграют обычное представление: отражение атаки с последующим контрударом. Чего не могли себе позволить англичане, так это встретить рыцарскую конницу противника спиной. Оставалось выбрать наиболее выгодное место, остановить армию и спешено врастать в землю.
Когда близость двух армий друг к другу стала очевидной, капитаны французов заняли места во главе своих отрядов. Конным авангардом французов командовали маршал Ксентрай и Ла Ир. Авангардом англичан командовал Джон Талбот. Две армии, растянувшиеся змеями по холмам под городком Пате, сходились клином друг к другу. Талботу суждено было первому узнать о приближении французов. От них англичан отделяла горбатая местность и густые лесочки, но угадать дорогу, по которой пройдет французская армия, было легко. Талбот рассчитывал на засаду. Была дана команда — ставить палисад. Работа началась — лучники спешно вколачивали в землю колья, сдвигали телеги.
В эти минуты Ксентрай указал боевому товарищу на оленя, что стрелой вырвался из лесочка и помчался на них, но, увидев перед собой людей, вновь изменил маршрут и ветром понесся прочь. Не было сомнений — что-то грозное спугнуло животное.
— Охотники? — предположил Ла Ир. — Или волк?
— Не думаю, — ответил Ксентрай. — Надо проверить.
Через пять минут они знали, что за холмами не менее тысячи англичан строят палисад. Ла Ир и Ксентрай опустили забрала — это был сигнал к атаке.
Рыцарская конница вырвалась из-за холмов и стальной волной понеслась на англичан, когда те с усердием строили свою походную «крепость»… Если бы не было последних французских побед и в рядах англичан отсутствовал бы страх, если бы они не отступали, а напротив — стремились встретить противника лицом к лицу, а главное, если бы французами не командовала Дева, объявившая себя посланницей Божьей и при одном имени которой у англичан уже начинали дрожать колени, может быть, все случилось бы по-другому. Ведь именно английские лучники славились наиболее серьезной дисциплиной, ловкостью, умением владеть разным оружием. И наконец, выпустить десять стрел в минуту по противнику — это не шутка. Но, завидев рыцарскую конницу, еще не успевшие укрепиться англичане обмерли и стали отступать. А вернее — они бросили недостроенный палисад и побежали кто куда. Джон Талбот ревел, как раненый зверь, призывая дать отпор, но его не слушали. Он остался жив только благодаря богатому доспеху. Ксентрай и несколько рыцарей окружили пожилого военачальника и приставили копья к его груди.
— Назовитесь! — приказал Ксентрай.
— Я — Джон Талбот, граф Шруссбери, — сказал англичанин. — Сдаюсь в плен на вашу милость, мессир.
Ознакомительная версия.
