Лицо его расплылось в улыбке, и, изображая любезность и чистосердечие честного рубаки, он произнес:
– Ей-богу, и хитрая же вы бестия, мэтр Робер Брике!
– Я, преподобный отче? – возразил Шико. – А по какому поводу, скажите пожалуйста, вы меня так называете?
– Да по поводу нашей встречи в монастыре святого Иакова, где вы убеждали меня в том, что являетесь простым буржуа. И то сказать – вы, уж наверно, в десять раз изворотливее и храбрее, чем какой-нибудь судейский или капитан, вместе взятые.
Шико почувствовал, что похвала эта слетает только с уст Борроме и не исходит из глубины его сердца.
– Вот как, – ответил он благодушно, – что же в таком случае сказать о вас, сеньор Борроме?
– Обо мне?
– Да, о вас.
– Но почему же?
– Потому что вы заставили меня принять вас за монаха. Уж вы-то и вправду в десять раз хитрее самого папы. И это, куманек, говорится вам в похвалу, ибо, сознайтесь, что в наши дни папа ловко умеет расстраивать вражьи козни.
– Вы действительно думаете, как говорите? – спросил Борроме.
– Черти полосатые! Да разве я когда-нибудь вру?
– Ну, так по рукам!
И он протянул Шико руку.
– Ах, вы не очень-то дружелюбно обошлись со мной в монастыре, брат капитан, – сказал Шико.
– Я же принял вас за буржуа, а вы сами знаете, мы, военные, всяких буржуа ни во что не ставим.
– Это правда, – рассмеялся Шико, – равно как и монахов. Тем не менее я попал к вам в западню.
– В западню?
– Конечно. Это ваше переодеванье было западней. Бравый капитан, как вы, без всякой причины не променяет кирасу на рясу.
– От собрата военного, – сказал Борроме, – у меня тайн нет. Признаюсь, в монастыре святого Иакова у меня есть кое-какие личные интересы. Но у вас-то?
– У меня тоже. Но – тсс!
– Давайте побеседуем обо всех этих делах, хотите?
– Просто горю желанием, честное слово!
– Вы любите хорошее вино?
– Да, но только хорошее.
– Ну, так вот, я знаю тут в Париже один кабачок, которому, на мой взгляд, равных нет.
– Я тоже знаю один такой, – сказал Шико. – Ваш как называется?
– «Рог изобилия».
– А!.. – слегка вздрогнув, сказал Шико.
– Ну, что с вами такое?
– Ничего.
– Вы имеете что-нибудь против этого кабачка?
– Нет, нет, напротив.
– Вы его знаете?
– Понятия о нем не имею, и меня это крайне удивляет.
– Ну что ж, пошли бы вы туда сейчас, куманек?
– Конечно, сию же минуту.
– Так пойдемте.
– А где это?
– Недалеко от Бурдельских ворот. Хозяин – старый знаток вин, он хорошо понимает разницу между небом такого человека, как вы, и глоткой любого прохожего, которому захотелось выпить.
– Так что, мы сможем там побеседовать на свободе?
– Хоть в погребе, если пожелаем.
– И нам никто не помешает?
– Запрем все двери.
– Ну вот, – сказал Шико, – я вижу, что вы умеете устраиваться и в кабачках вас так же ценят, как в монастырях.
– Вы думаете, что я в сговоре с хозяином?
– Похоже на то.
– Нет, нет, на этот раз вы ошиблись. Мэтр Бономе продает мне вино, когда мне нужно, а я ему плачу, когда могу, вот и все.
– Бономе? 31– переспросил Шико. – Честное слово, имя у него многообещающее.
– И оно держит свое обещание. Пойдемте, куманек, пойдемте.
«Ого! – подумал Шико, идя следом за лжемонахом. – Тут-то тебе и надо выбрать самую лучшую свою ужимку, друг Шико. Ибо, если Бономе тебя сразу узнает, тебе крышка, и ты просто болван».
Дорога, по которой Борроме вел Шико, даже не подозревая, что Шико знает ее не хуже его, напоминала нашему гасконцу счастливую пору его юности.
И правда, как часто, ни о чем не думая, легко ступая гибкими ногами, лениво размахивая руками, как часто под лучами зимнего солнца или же летом, прячась в густой тени деревьев, направлялся Шико к этому дому, именуемому «Рог изобилия», куда сейчас вел его какой-то чужой человек!
В те дни от нескольких золотых или даже серебряных монет, звеневших у него в кошельке, Шико ощущал себя более счастливым, чем любой король: он беспечно отдавался блаженному ничегонеделанию, отдавался сколько ему хотелось – ведь у него дома не было ни хозяйки, ни голодных детей у порога, ни подозрительных и ворчливых родителей за окном.
Тогда Шико беззаботно усаживался на деревянной скамье или табуретке кабачка и поджидал Горанфло или, вернее, находил его на месте, едва только начинало тянуть запахом готового кушанья.
Тогда Горанфло оживлялся на глазах, а Шико, неизменно проницательный, наблюдательный, готовый все исследовать, изучал, как постепенно опьянение овладевает его приятелем, глядя эту любопытную натуру сквозь легкие пары благоразумно сдерживаемого возбуждения. И доброе вино, тепло, свобода порождали в нем ощущение, что сама юность, великолепная, победоносная, полная надежд, кружит ему голову.
Теперь, проходя мимо перекрестка Бюсси, Шико приподнялся на цыпочках, стараясь увидеть дом, который он поручил заботам Реми, но улица была извилиста, а задерживаясь, он мог бы навлечь на себя подозрение Борроме, поэтому Шико с легким вздохом последовал за капитаном.
Скоро глазам его предстала широкая улица Сен-Жак, затем монастырь св. Бенедикта и почти напротив монастыря гостиница «Рог изобилия», немного постаревшая, почерневшая, облупившаяся, но по-прежнему осененная снаружи чинарами и каштанами, а внутри заставленная лоснящимися оловянными горшками и блестящими кастрюлями, которые, представляясь пьяницам и обжорам золотыми и серебряными, действительно привлекают настоящее золото и серебро в карман кабатчика по законам внутреннего притяжения, несомненно, установленным самой природой.
Обозрев с порога и подступы к кабачку, и внутреннее его устройство, Шико сгорбился, снизив еще на десять пальцев свой рост, который он и без того постарался уменьшить, едва увидел капитана. К этому он добавил гримасу настоящего сатира, ничего общего не имевшую с его чистосердечной манерой держаться и честным взглядом, и, таким образом, приготовился стать лицом к лицу со старым знакомцем – хозяином его любимого кабачка мэтром Бономе.
Впрочем, Борроме, указывая дорогу, вошел в кабачок первым. Увидев двух людей в касках, мэтр Бономе решил, что вполне достаточно будет, если он узнает только того, кто шел впереди.
Если фасад «Рога изобилия» облупился, то и лицо достойного кабатчика также испытало на себе тяжкое воздействие времени.
