Ознакомительная версия.
— Где Одиссей? — вновь напрягая голос, воскликнула царица. — Пускай его приведут сюда!
— Я здесь, милостивая царица! Я шел к тебе, но толпа меня обогнала.
Раздвинув могучими руками первые ряды продолжавшей бесноваться толпы, вперед вышел рослый мужчина в темном хитоне и плаще. Густые волосы, обильно пробитые сединой, рассыпались по его широким плечам, коротко остриженная борода была почти совсем белой. Он поднялся на несколько ступеней и поклонился.
— Я — Одиссей, царь Итаки, госпожа. Пять лет после окончания войны я скитался по миру, потому что бури и шторма унесли мои корабли далеко от родных берегов. Все мои воины, все мои спутники погибли. В конце концов финикийский корабль довез меня до Эгейского моря, но я узнал, что на Итаке бесчинствуют мои враги. Они хотят вынудить царицу Пенелопу стать женой одного из них — хотят захватить Итаку. А потому я решил вначале высадиться здесь и просить у тебя приюта, чтобы лучше узнать, каковы силы врагов, и что мне делать дальше. Не моя вина, что я привез тебе печальную весть, царица!
— Откуда у тебя эта весть? — Андромаха с трудом узнавала свой голос — он дрожал, ломался и был сух, как у старухи. — Откуда ты узнал о смерти Неоптолема?
— Я видел ее своими глазами, — сказал приезжий и опустил голову. — Это было в Египте, где на краткое время я нашел приют.
— Как это произошло?
Он молчал, казалось, испытывая нерешительность, и она почти взвизгнула:
— Ну!!!
— Его убил Гектор, твой прежний муж, царица. Прости, но ты сама…
Лестница террасы накренилась, стала как-то странно вращаться, затем вдруг встала дыбом. Андромаха поняла, что крепкие руки Пандиона держат ее за локти.
— Ты лжешь! — услыхала она свой странный голос и свой же, совершенно дикий смех.
Ропот и гул толпы, все ближе подступавшей к ней, уже едва доходил до ушей царицы. Она вскинула голову, впилась глазами в худое, серое от пыли лицо приезжего. Что-то было не так в этом лице, что-то остановило взгляд и увело память прочь от происходящего. Но что это было, она не могла сейчас понять…
— Клянусь именами богов, я говорю правду! — его голос дрогнул. — И я не хотел бы говорить тебе этого, но я сам это видел. Гектор знал, что царь Неоптолем убил его отца, и что ты стала женой Неоптолема.
— Боги, боги, какое несчастье! Зачем он поехал?! Зачем я, старый безумец, его не удержал?!
Тихий горестный вопль старого Феникса потонул в реве толпы. Стоявшие впереди слышали слова Одиссея, и волна ярости, еще более сильной, чем только что владевшее толпой отчаяние, захлестнула всех. Кто-то выругался, сразу несколько голосов выкрикнули проклятия. Царица почти не слышала их.
— А что Гектор? — резко спросила она, продолжая неотрывно смотреть в окруженные сетью морщинок глаза приезжего и пытаясь понять, что в них наводит ее на мысль о каком-то нелепом обмане… Возможно, ничего такого не было, просто ее сознание защищалось от неотступно наплывающего безумия…
— Я не видел его после того дня, — сказал приезжий глухо. — Я уплыл на том самом финикийском корабле в день, когда армия царя Египта Рамзеса готовилась к сражению с напавшими на их земли лестригонами. Гектор сражался на стороне фараона, а Неоптолем случайно, именно в то время, приплыл к берегам Египта. Впоследствии, на одном из островов Зеленого моря, от других финикийских купцов, я услыхал весть о том, что египтяне победили страшных и непобедимых лестригонов, но Гектор погиб в бою.
Перед глазами царицы вдруг оказалось небо, подернутое пеной облаков. Своего судорожного отчаянного крика она не услышала, все звуки поглотил оглушительный звон, наполнивший в это мгновение ее голову.
— Вот видите! — из плотной густоты звона донесся чей-то хриплый, каркающий голос. — Она оплакивает не нашего царя, а своего первого мужа, мужеубийцу… убийцу Неоптолема! Из-за нее он погиб!
— Он и уехал из-за нее! Она, эта троянская ведьма, околдовала его — послала на гибель!
В какое-то мгновение до Андромахи дошло, что Пандион, до сих пор державший ее за плечи, оказался между нею и людьми, темной волной взметнувшимися на ступени террасы. В руке воина сверкал меч, солнце отражалось в нем искрами.
— Назад, я сказал! — взревел он. — Кто посмеет прикоснуться к царице, умрет в то же мгновение! Стража, а вы что встали?! Ко мне!
Мирмидонцы подчинились Пандиону, но в их движениях не было обычной быстроты, а в лицах решимости. Они привыкли к мысли, что служат Андромахе, пока в Эпире нет царя. Но сейчас им сообщили о его смерти…
А толпа ревела и металась, все выше накатываясь на ступени дворцовой лестницы. Пандион уже занес меч, чтобы ударить. Рядом с Андромахой оказался приезжий, тот, что принес дикую весть.
— Вставай, госпожа царица! Вставай! Надо уйти во дворец. Люди в отчаянии — это опасно!
Встать? Она только теперь поняла, что полулежит на каменных плитах, неловко опираясь на локоть. Совсем рядом царица увидала пыльный подол темного хитона странника, его ноги, обутые в истертые сандалии. Вдруг словно яркая искра вспыхнула в ее замутненном ужасом сознании — не мысль, а подобие мысли: не так! Что-то не так! Все, что сейчас было сказано, теряет смысл, этому можно не верить, потому что…
— Я схожу с ума! — подумала Андромаха почти равнодушно.
И тут же со страхом:
— Но если толпа в гневе убьет меня, то что будет с Астианаксом?! Надо сказать Пандиону…
Она не успела додумать до конца. Все вдруг изменилось. Между нею и толпой, вернее, между толпой и стоящим с обнаженным мечом Пандионом, явилась высокая мужская фигура в длинном черном одеянии. Громовой голос покрыл рев толпы.
— Назад, люди, стойте! Даже помыслить не смейте коснуться своей царицы, или проклятие Зевса падет на ваши головы! Если царь мертв, такова воля богов, а волей царя было назвать эту женщину своей женой и завещать ей власть над Эпиром! Горе вам уже за то, что посмели роптать! Молите богов, чтобы не обрушили за это на вас новых бедствий…
И толпа умолкла, в смятении отпрянула перед черной фигурой.
— Как бы то ни было, но ты появился вовремя, Гелен! А помог ли в том твой дар пророчества, либо это было счастливое совпадение, сейчас не так уж важно. Еще миг, и мне пришлось бы пролить кровь, а тогда…
Пандион не договорил, покачав головой и сурово нахмурясь.
— А тогда, — закончил вместо него старый Феникс, — гнев толпы мог только возрасти. Если б сейчас люди и утихли, то через какое-то время начался бы настоящий бунт. И так нельзя быть уверенными в том, что он не начнется. Наследник мал, а мысль, что несколько лет подряд Эпиром будет править женщина, неизбежно толкнет народ к недовольству. У нас это не принято. Вон, на Итаке что творится с тех пор, как пропал Одиссей, который сейчас так некстати появился у нас… А ведь когда он уехал, его отец Лаэрт был еще полон сил и какое-то время он правил, потом только захворал, и все свалилось на бедную Пенелопу. Даже Электра, полностью захватив власть в Микенах, якобы повинуется своему мужу, царю Пилату, а не будь его, быть бы и там бунту!
Ознакомительная версия.
