Двадцать второго марта к городу подошли основные силы ромейской армии. К стенам были подтащены огнеметательные машины, тараны и катапульты. Они могли сокрушить любую твердыню. Раньше, чем их настроили для работы, к царю Борису явилась целая тысяча горожанок с маленькими детьми на руках. Женщины кричали и плакали, умоляя царя избавить столицу от страшной участи. И Борис поднялся на крепостную стену. С ним поднялись святейший митрополит и все городские старшины. Они испытали ужас, увидев, какое несметное число войск подступило к городу. Ещё более сильное впечатление на этих несчастных произвела осадная техника. Иоанн Цимисхий, узнав Бориса по облачению, обратился к нему с приветствием и заверил его, что город не пострадает, если он будет сдан.
– И ни один житель не пострадает? – осведомился святейший митрополит.
– Даю тебе слово, святой отец, что мы пришли с миром! – крикнул Цимисхий, поднявшись на стременах, – на моих руках христианской крови никогда не было и не будет. Я здесь затем, чтоб спасти Болгарию от захватчиков. Отворяйте ворота, ибо мне время дорого!
– Да благословит тебя Бог, государь! – промолвил митрополит и издалека осенил василевса крестным знамением.
И через пятнадцать минут ворота были открыты. Цимисхий въезжал в Преслав под праздничный звон всех колоколов города и восторженные приветствия его жителей. Их огромные толпы стояли с двух сторон улицы. За Цимисхием следовали доместики, экскувиторы, Легион Бессмертных и многотысячные колонны армейских фем с развёрнутыми знамёнами. Царь Борис встретил императора Иоанна около самых ворот. Но произошла неожиданность. Иоанн Цимисхий не спешился и не обнял Бориса, как это сделал князь Святослав осенью 969 года. Время было ему, действительно, дорого.
Глава четвёртая
Вечером вся ромейская армия разместилась на площадях и улицах, примыкавших к дворцу. На дворцовых стенах стояли готовые к бою воины с топорами и палицами в руках. Издали узнав среди них Сфенкала, Цимисхий отправил к нему для переговоров патрикия Николая Хилона. Он полагал, что Сфенкал, конечно, наслышан о подвигах этого молодого военачальника, разгромившего сарацин под Александреттой. К стене патрикий подъехал на великолепном крапчатом жеребце. За ним следовал толмач на более скромной лошади. Вот как он перевёл первые слова Николая:
– Здравствуй, Сфенкал! С радостью приветствую тебя от имени василевса и от своего собственного имени. А зовут меня Николай Хилон. И вот что хочу сказать я тебе, Сфенкал. Великий наш василевс опять предлагает тебе пойти на капитуляцию. Речь отнюдь не идёт о том, чтоб сложить оружие. Нет, напротив – ты и все твои храбрые друзья сможете забрать с собой всё, что сочтёте нужным. Никто ни одной минуты вас не задержит. Скачите, куда хотите! Вас ведь осталось несколько тысяч. Ради чего вы готовы начать сражение с двухсоттысячной армией? Что вы собрались защищать в болгарском дворце? Опустевший трон жалкого царя? Этот самый царь два часа назад открыл нам ворота!
– Но я не уполномочен идти на капитуляцию, вне зависимости от условий её, – заявил Сфенкал, облокачиваясь о мощный зубец крепостной стены, – пусть твой император даст мне возможность послать гонца к Святославу и передать ему ваше лестное предложение. Если князь мне позволит отдать вам этот дворец – я его отдам сию же минуту, он лично мне и даром не нужен!
– Ответ, достойный героя! – признал Николай Хилон, – но я сомневаюсь, что василевс согласится ждать, когда Святослав позволит ему воспользоваться дворцом. Он хочет заночевать в нём уже сегодня!
– Вот оно как? – протянул Сфенкал, с усмешкой взглянув на своих товарищей, что стояли справа и слева, – твой император хочет заночевать здесь уже сегодня? Ну что же, это возможно! Но обойдётся дорого.
– А, вот это уже другой разговор! Мы наверняка сторгуемся. Называй, Сфенкал, свою цену!
– Я думаю, что твой царь положит здесь половину армии.
Через час ромеи пошли на штурм. Он длился всю ночь, поскольку Цимисхий решил воспользоваться одними лестницами. Брать с помощью осадных машин какой-то дворец казалось ему нелепым. Ночная мгла не снижала ожесточённости боя. Весь город замер от ужаса. Звон оружия и свирепый лай Букефала не прекращались ни на одну минуту. Поток ромеев, которые поднимались на стены со всех сторон, был неиссякаемым. Число трупов с наружной стороны стен росло очень быстро. Руссы чередовались. Пока одни встречали штурмующих яростными ударами топоров, другие оказывали посильную помощь раненым, утоляли жажду и успокаивали танцовщиц. Это последнее дело было наитруднейшим. Худенькие гречанки бились в истерике неустанно. Все удивлялись, откуда в них столь неисчерпаемый запас силы. Больше других нянчился с красотками Калокир. Один раз Рагдай даже разнимал его с ними. От их ногтей патрикий пострадал больше, чем некоторые его товарищи за всю ночь пострадали от копий, стрел и мечей.
Когда занялась заря, Цимисхий смог оценить масштабы своих потерь. Они ужаснули его. Он понял, что здесь можно бесполезно угробить даже не половину армии, а всю армию целиком. Высокие, но имевшие малую протяжённость стены дворца были хороши для их обороны, плохи для приступа. Василевс приказал остановить бойню. Измученные схоларии отошли от дворцовых стен. Вскочив на коня, царь стал объезжать цитадель, с большой озадаченностью взирая на горы трупов. Ему сопутствовали доместики Николай Хилон, Иоанн Куркуас, Георгий Эларх и Михаил Тирс. Все они молчали. Не в пример им, русские дружинники с высоты громко обращались к Цимисхию, называя его павлином, с лёгкой руки Калокира. Сам Иоанн-патрикий также взошёл на стену. Но он помалкивал. Когда царь со свитой проезжал мимо Сфенкала, тот вдруг окликнул его:
– Василевс, постой! Мне надо сказать тебе пару слов.
Цимисхий рывком натянул поводья и задрал голову, качнув перьями на своём сияющем шлеме. Все его спутники тоже остановили своих коней.
– Что хочешь ты от меня? – спросил царь Сфенкала.
– Тут у нас женщины, – сказал тысяцкий, – семь танцовщиц. Они гречанки – стало быть, твои подданные. Не хочешь ли их забрать?
– Пускай они спустятся со стены, – ответил Цимисхий, – вот стоит лестница! Бедные девушки не заслуживают того, чтобы сгореть вместе с вами заживо из-за вашей глупости и упрямства!
– Давайте-ка их сюда, – приказал Сфенкал Рагнару, Талуту и Калокиру, которые предлагали выпить вина несчастным гречанкам, катавшимся по земле около стены и слабо хрипевшим – рёв и рыдания были уже им не под силу. Но тут случилось невероятное. Осознав, что их отдают Цимисхию, танцовщицы снова пришли в неистовство и решительно заявили, что этому не бывать. Нет-нет, они не намерены потакать гнусным притязаниям сделать их разменной монетой! Теперь уже никому не удастся им заморочить головы и заставить их наступить второй раз на прежние грабли! Не надо их считать дурами! Плюс к тому, не следует упускать из виду ещё одно обстоятельство: они склонны самым жестоким образом наказать
