Обитатели Порт-о-Пренса уже давно попрятались по домам и там дожидались бури. На опустевших улицах царила полная тишина.
Вдруг среди полной тишины послышался лошадиный топот. Было уже около 8 часов вечера. Всадник, с головы до ног закутанный в черный плащ, скрывая свое лицо под полями низко надвинутой шляпы, быстро выехал из города и направился по дороге, которая вела из Леогана в Порт-о-Пренс.
Было уже настолько темно, что всадник, о котором мы говорим, несмотря на то, что прекрасно знал дорогу, должен был предоставить своей лошади идти по собственному усмотрению.
Проехав таким образом, так сказать, с завязанными глазами, около трех четвертей часа, всадник свернул направо, и, покинув большую дорогу, решительно направился по узкой тропинке, среди зарослей тамариндов, которая вела к горам.
Вдруг он остановился: его чуткое ухо уловило какой-то едва уловимый шум. Минуты две-три он чутко прислушивался, затем, выпрямившись, тихо пробормотал:
— Я ошибся, вероятно! Я не в тамариндовом лесу,
— Нет, вы не ошиблись! — пробормотал ему на ухо чей-то тихий голос. — Та, кого вы ищете, ожидает вас.
— Благодарю вас, — ответил незнакомец, — но откуда вы знаете, что я ищу, и кто вы такой? Я вас не знаю.
— Кто бы я ни был, это все равно. Располагайте мною!
— Хорошо, — ответил всадник, — вам именно и поручено проводить меня к ней?
— Да, если вы решитесь следовать за мною!
— Я решусь на все, чтобы увидеть ее! Говорите, что нужно сделать?
— Ночь темна, — проговорил таинственный голос, — дух гор разыгрался над потоками и крутится на острых утесах. Не чувствуешь ли ты, что сердце остановилось у тебя в груди?
— Кто бы ни был ты, оставь этот язык, им не испугать меня! — решительно заметил незнакомец с жестом презрения. — Ты предлагаешь служить для меня проводником… Пойдем, я готов!
— Ты готов пренебрегать всеми опасностями, даже гневом воздушных богов?
— Я не боюсь ничего, говорю тебе, лишь бы видеть ее!
— Хорошо, ты увидишь ее! Сойди на землю и оставь свою лошадь, которая теперь тебе не нужна, и которую ты найдешь, когда это будет нужно.
Не колеблясь ни минуты, незнакомец спрыгнул на землю и бросил поводья на шею своей лошади.
— Я готов! Где ты?
— Следуй за этим светляком, который танцует перед тобой! — отвечал таинственный голос. — Он проведет тебя к той, которую ты хочешь видеть!
— Хорошо, пойдем! — проговорил наш незнакомец.
Не обращая внимания на лошадь, которую, как он услышал, уводила куда-то таинственная рука, неизвестный направился к светляку, двигавшемуся впереди него, как бы, действительно, служа ему проводником.
В эту минуту зигзагообразная молния прорезала тучу; раздался страшный удар грома — и ураган начался. Незнакомец покрепче надвинул на голову свою шляпу закутался поплотнее в свой плащ и решительно продолжал свой путь вслед за светляком, который двигался впереди него, казалось, на одном и том же расстоянии.
Посреди деревьев акажу, тамариндов и бавульников, окруженная со всех сторон огромными бамбуками, образующими живую непроходимую изгородь, возвышалась жалкая хижина, или, лучше сказать, ахуна, выстроенная на краю узкой тропинки, глубоко уходившей в овраг
Хижина принадлежала одной негритянке и официально считалась харчевней, где случайный путник, забредший в эти места, мог закусить и выпить. Но на самом деле сюда сходились только подонки общества, бродяги, игроки и представители еще худших профессий
Негритянка, по имени Розенда Сумера жила здесь одна, или, по крайней мере, делала вид что живет одна. Никто не знал ее родителей, у своих соседей она пользовалась крайне сомнительной репутацией и те далеко обходили ее хижину из суеверного страха, чтобы она не накликала никакой беды.
Насколько можно было судить, Сумере было около 40 лет. Говорят, в молодости она была очень красивой. Называли 3-4 истории, в которых она играла выдающуюся роль и в которых фигурировали убийства, поджоги и отравления.
Но страх, который внушала эта женщина, был настолько велик, что, хотя преступления приобрели общую огласку, однако никто не решался вслух обвинить ее в них. Все люди ее класса оказывали ей, действительно или притворно, глубокое уважение, которым заразились даже помещики, люди, бесспорно интеллигентные. Эта безнаказанность еще больше увеличивала ее поражающий цинизм.
В тот день, когда начался наш рассказ, между десятью и одиннадцатью часами вечера, в то время, как ураган свирепствовал, с корнем вырывая столетние деревья и превращая ручьи в бурные потоки, харчевня негритянки светилась, как отверстие ада; за плохо притворенной дверью слышались хриплые голоса пьяных людей, оравших песни.
Четыре субъекта, с подозрительными лицами, сидели здесь, развалившись на скамьях, вокруг грязного стола, и полными стаканами тянули тафию. Эти четыре субъекта, отталкивающая наружность которых носила следы скотского отупения, производимого пьянством, были, насколько можно было рассмотреть их при дрожащем свете дымной лампы, еще молодые негры, высокого роста и атлетического сложения.
Подле них валялись огромные дубинки под видом посохов, а из-под их отрепьев выглядывали костяные ручки длинных, широких и прямых ножей.
В глубине зала сидела, наполовину скрытая камышовыми ширмами, Розенда Сумера за маленьким столом, на котором стояли два полные стакана с вытяжкой тамаринда, и шепотом разговаривала с какой-то молодой мулаткой, по видимому, гадая ей на картах.
Молодая девушка, которую по чистоте и правильности линий лица легко можно было принять за белую, если бы ее не выдавал медно-красный или, скорее, золотистый цвет кожи, имела с виду не более 15 лет. Это была скромная грациозная девушка, с большими задумчивыми глазами, опущенными длинными шелковистыми ресницами.
Беседуя с негритянкой, она не раз, с выражением ужаса поглядывала на четырех негров, сидевших в зале. Платок, укутывавший ее шею и плечи, был накинут с такой милой скромностью, которая выдавала всю чистоту ее неиспорченной натуры. Наклонив свою голову на руки, она внимательно слушала старуху.
В это время один из негров поднялся и сделал Сумере повелительный знак. Та проворно бросилась к нему.
— Не угодно ли вам еще тафии? — спросила она вкрадчивым голосом.
— Нет, — был ответ.
— Так чего же вы желаете?
— Поговорить с тобой!
— Вот как? Говори, я слушаю тебя!
— Он запоздал! — шепотом проговорил негр, бросая подозрительный взгляд на молодую девушку.
— Не бойся, придет.
— Погода плохая, да и дороги плохи; пожалуй, он побоится.
— Он-то? — повторила негритянка, пожав плечами — Нет! Ты же знаешь его!
