Кестер вспоминал, как, не в состоянии более терпеть унижения, решил покончить с собой – другого способа прекратить мучительное существование у него не было. Однако это его решение положило начало новым, еще худшим испытаниям. Кестер почти уже осуществил задуманное, как вдруг в то самое стойло, где он затягивал на шее веревку, ворвался разъяренный конюх – огромных размеров, неимоверно грубый и жестокий человек. Он выбил из-под ног Кестера деревянную скамью, и тот какое-то время, хрипя и извиваясь, болтался в петле. Затем конюх освободил несчастного, но только лишь для того, чтобы избить до полусмерти – так, что Кестер несколько дней не имел возможности пошевелить ни рукой, ни ногой от дикой боли, которая распространилась по всему телу и пульсировала теперь в каждой косточке, в каждой мышце, в каждом нерве. Он лежал на холодном земляном полу, выплевывая сгустки крови и обломки зубов, ощущая, как под ним растекается теплая зловонная жижа. Нет, никогда в жизни Кестер не смог бы поделиться этим с Гриффитом, да и с кем-либо в целом мире.
После того, как Кестер все-таки встал на ноги, он был уже не тем Кестером, а был он жалким, волочащим ноги калекой. И то время виделось ему словно сквозь мутную пленку из бычьего пузыря, коей в деревенских домах затягивали окна. Он и сам тогда стал практически невидимым, и не только для других, но в первую очередь для себя самого. Боль его и стыд были настолько невыносимы, что едва-едва не уничтожили его рассудок – Кестер совсем перестал ощущать себя в реальном мире, и тот в свою очередь ответил ему взаимностью. Да, бедняга все так же чистил стойла, все так же смазывал маслом копыта лошадей, но никто уже не приставал к нему, не мучил его, поскольку он и так был доведен до состояния крайнего, пограничного, и нужно было просто подождать немного, пока бы он сам не отбросил концы.
Таким образом следить за ним перестали и уже больше не сажали на цепь, как раньше. И в один холодный, пасмурный день, когда в замке намечались празднования по случаю свадьбы хозяина, и челядь носилась взад и вперед, выполняя различные его поручения, Кестер покинул замок никем не замеченный. Он сделал это ненамеренно, по наитию, повинуясь странному чувству, как будто голосу или флейте, что поет волшебную песню. Кестер не помнил, как вышел за ворота замка и медленно двинулся туда, куда глядели его исполненные тоски и страдания глаза…
Проведя в пути много дней, спотыкаясь от усталости и голода, Кестер добрел до крестьянского дома, расположенного недалеко от глухого, дремучего леса. У ворот он заметил фермера и решил попросить кусок хлеба, ибо живот его будто пронзали кинжалом. Фермер, в сущности, не был человеком, лишенным сострадания, но, к несчастью для Кестера, в тот день у него случилась беда: от какой-то неизвестной напасти полегли все его овцы, посему им незамедлительно овладели и страх и трепет, ведь теперь он не знал, чем будет кормить свою семью и платить налоги. А тут еще этот жалкий оборванец требует от него помощи и смотрит, смотрит на него с такой мольбой. Фермер брезгливо отпихнул Кестера и отвернулся. Кестер не сдавался – и когда фермер увидел, что запястье его сжимают тощие, костлявые пальцы, пред мысленным взором его возникли такие жуткие картины, что он чуть было не закричал. И тогда он схватил Кестера за локоть и потащил в сторону леса. Там фермер что было мочи толкнул беднягу в густые заросли, и Кестер упал и даже не пытался встать, и только неотрывно, с безысходным отчаянием глядел на удаляющуюся фигуру. Внезапно Кестер почувствовал, как раскаленная игла вонзилась ему в бедро, а затем последовал еще один болезненный укол, и еще, и еще, казалось, сотня таких же…
Целый осиный рой мстил Кестеру за свое раздавленное гнездо, и Кестер не помнил, как выбрался из этого жужжащего адского облака, не помнил, как оказался у ручья и, жадно глотая ртом воздух, пытался зачерпнуть воды в ладонь, чтобы хоть немного охладить тот жар и зуд, коими объят был весь его организм. Жар сменялся ознобом, судорогами сводило конечности, а к горлу подкатывала тошнота. В какой-то момент Кестер подумал, что умирает. «Господи, – онемевшими губами прошептал он, – за что? За что же ты так мучаешь меня? И сколько еще будет продолжаться эта мука? Умоляю, избавь… убей меня, ибо я не могу больше так страдать», – и в ту же секунду потерял сознание…
* * *
Очнулся несчастный вечером, в сгущающихся сумерках, по-прежнему охваченный болью и дрожью. Внезапно он услышал шорох и легкий треск веток и подумал, что, должно быть, какое-то хищное животное подбирается к нему, ведомое охотничьим инстинктом. Кестер повернул голову и устремил свой взгляд в том направлении, откуда нечто неосязаемое вот-вот должно было облечься в медведя или волка, но вместо этого из темноты появился человек или кто-то похожий на оного. Как ни пытался, Кестер не мог разглядеть его лица. Он видел лишь высокий силуэт, фигуру, полностью скрытую плащом. Остановившись в нескольких метрах от Кестера, Темная Личность заговорила глухим мужским голосом.
– Зачем ты звал меня? – спросил она.
– Я не звал тебя, – прошептал Кестер, памятуя о том, что не обращался к кому-нибудь кроме Господа, на которого, по его представлениям, странная фигура совершенно не походила. И тут же подумал: «Быть может, в бреду?»
– Да, да, именно в бреду ты и звал меня, Кестер, – читая его мысли, ответствовала Темная Личность.
– Может быть, если ты поможешь мне избавиться от боли, если поможешь умереть быстро, кем бы ты ни был, я буду, я буду очень… и я…
– Да, это в моей власти, – перебила его Темная Личность. – Но, Кестер, – и сделала паузу, – подумай, действительно ли так страшна твоя боль? Настолько ли велико отчаяние? Уверяю тебя, случаются испытания и похуже. Быть может, ты хочешь оставить все как есть? Терпеть и ждать?
Кестер замотал головой.
– Нет, нет, я не вынесу, не вынесу… – прошептал он.
– Тогда могу ли я предложить тебе кое-что другое, кое-что вместо смерти? Новую жизнь, например? Еще одну, в которой ты снова обретешь здоровье, силу, красоту и имя. Ты снова станешь тем, кем был, когда взял в руки тяжелый меч и отправился на войну. Ты сможешь вернуться в свои владения, а также, если захочешь, получить новые. У тебя будет достаточно власти, чтобы, не оглядываясь на закон, творить то, что тебе заблагорассудится, и отомстить всем своим врагам. И не каждый человек, даже очень смелый, рискнет противостоять тебе. Твои подданные будут преданы и покорны, а женщины… женщины падут пред тобою влюбленные, и вряд ли встретится среди них хоть одна, что не станет твоею рабыней.
Кестер слушал эту речь и не мог поверить в то, что нарисованная Темной Личностью картина когда-либо сможет воплотиться в жизнь. Он думал, что это какая-то новая, изощренная пытка – пытка фантазией, пытка надеждой – или странная, с неизвестными ему правилами и, возможно, очень опасная игра, которая, однако, была интересна Кестеру и нравилась уже только тем, что отвлекала от страшной действительности.
