— Именно такой она и должна быть: изысканной, зрелищной и в то же время крайне болезненной, — сказал король.
Король лично продумал все детали предстоящей экзекуции. По его замыслу Веспалууса предстояло раздеть донага, связать ему руки за спиной и подвесить в крайне неудобном положении над тремя самыми крупными ульями с королевской пасеки. Малейшее движение должно было потревожить обитателей ульев, которым и предстояло завершить начатое. Агония, по расчётам короля, должна была длиться от пятнадцати до сорока минут, хотя на заключаемых во множестве пари во дворце можно было услышать и другие прогнозы, сильно отличавшиеся как в большую, так и в меньшую сторону.
Но, как бы там ни было, все сходились во мнении, что лучше умереть так, чем быть обглоданным до костей прожорливыми до не-приличия королевскими медведями.
К счастью, королевский пасечник сам сочувствовал христианству и, самое главное, подобно подавляющему большинству придворных, весьма симпатизировал Веспалуусу. Поэтому накануне экзекуции он потратил целую ночь на то, чтобы удалить жала у всех — или почти у всех — королевских пчёл. Это была сложная, кропотливая операция, но королевский пасечник не зря слыл мастером своего дела.
— Я и не подозревала, что можно удалить жало у живой пчелы, — удивилась баронесса.
— В каждой работе есть свои секреты, — с таинственным видом заметил Кловис, — иначе те, кто занимается ею, не назывались бы профессионалами. Так вот, в назначенный час король со свитой заняли места на специально сооружённой для этого случая трибуне, а многочисленные зрители теснились по краям весьма обширной пасеки и оккупировали редкие деревья. Веспалууса, несколько смущённого, но в то же время явно польщённого выпавшим на его долю вниманием, вывели на всеобщее обозрение и поставили перед ульями.
— Боюсь, у вас с ним сходства куда больше, чем это кажется на первый взгляд, — заметила баронесса.
— Не прерывайте рассказ на самом важном месте, — сказал Кловис. — Едва Веспалууса подвесили в нужной позиции, как он сильным ударом ноги опрокинул все три улья, и в следующую же секунду пчёлы облепили его тело с головы до пят. Каждое насекомое прекрасно знало о неспособности исполнить в эту критическую минуту свои обязанности, но, сколь бы унизительным ни было это знание, не собиралось показывать, как всё обстоит на самом деле. Веспалуус корчился, как сумасшедший, буквально задыхаясь от смеха, — пчёлы едва не защекотали его до смерти; впрочем, время от времени из уст юноши вылетало крепкое словцо — это происходило в те неприятные моменты, когда какая-либо из немногих оставшихся неразоружёнными пчёл пускала своё жало в ход. Изумлению зрителей не было предела: Веспалуус не проявлял ни малейших признаков агонии, а утомлённые пчёлы начали целыми комьями сваливаться с него, являя на всеобщее обозрение неповреждённую плоть, покрытую тонким слоем нежно-жёлтого воска, которым её запачкали бесчисленные пчелиные ножки; кое-где можно было увидеть небольшие красные пятнышки — отметины от пчелиных укусов, — но в целом юный принц выглядел ничуть не хуже, чем до начала экзекуции. В толпе зрителей раздался один общий вздох изумления, смешанного с восхищением, — на глазах у всех свершилось чудо. Король распорядился увести Веспалууса и ждать дальнейших распоряжений относительно его участи, а сам отправился обедать. Надо отдать ему должное — он уплетал кушанья с завидным аппетитом, как если бы ничего необычного не произошло, а, управившись с ними, немедленно послал за библиотекарем.
— Что означает сегодняшнее фиаско? — осведомился он.
— Ваше величество, — залепетал сконфуженный библиотекарь, — либо с вашими пчёлами случилось что-то неладное…
— С моими пчёлами всё в порядке, — высокомерно перебил его король. — Это лучшие пчёлы в королевстве.
— …либо, — продолжал, запинаясь, библиотекарь, — принц Веспалуус в чём-то оказался прав…
— Если прав он, значит, ошибаюсь я, — нахмурил брови король.
Библиотекарь не сразу нашёлся, что ответить. Необдуманные речи стоили головы многим придворным, но и несвоевременное молчание не сулило ничего хорошего. Забыв о подобающем его сану достоинстве, а, самое главное, — о золотом правиле, категорически запрещающем активные телодвижения после обильной трапезы, король набросился на своего библиотекаря и разбил о его голову, последовательно, шахматную доску из слоновой кости, оловянный сосуд для вина и медный подсвечник; затем он несколько раз изо всех сил ударил хранителя книг о железный шандал, повалил на пол и принялся энергично пинать ногами. После того как тело несчастного трижды пересекло взад-вперёд банкетный зал, король поволок его вниз по длинной лестнице с высокими, окованными железом ступеньками и выкинул, наконец, в окно на мощёный двор.
— Ему было наверное очень больно? — непроизвольно поёжилась баронесса.
— Полагаю, что очень, поскольку король славился необузданностью темперамента. Однако следует заметить: он никогда прежде не давал рукам воли сразу же после сытного обеда. Библиотекарь долго болел, но, вполне возможно, всё же выздоровел — насколько мне известно, в хрониках ничего не говорится о его быстрой кончине, — а вот Хкрикрос умер в тот же вечер. И не успел Веспалуус до конца очистить свою кожу от воска, как к нему явилась делегация, чтобы немедленно возложить на него корону.
Неудивительно, что после таких событий появилось множество желающих принять новую веру, и срочно присланный в столицу епископ едва успевал крестить новообращённых в наспех приспособленной для этого лачуге, именуемой теперь собором Святого Одилона Клюнийского. В общественном мнении образ принца-мученика быстро трансформировался в образ короля-праведника, чья слава притягивала в столицу многочисленных паломников и просто зевак. Впрочем, Веспалуусу некогда было обращать внимание на религиозный ажиотаж, создавшийся вокруг его собственной персоны — в то время он с головой ушёл в организацию грандиозных спортивных игр, которыми собирался отметить начало своего правления. Однако когда камергер — должность, срочно введённая по примеру других христианских дворов, — принёс для его высочайшего одобрения проект церемониальной вырубки рощи, где обитали священные змеи, реакция юного монарха оказалась весьма неожиданной.
— Ваше величество должны будут первым срубить дерево специально освящённым для этого случая топором, — раболепно склонился перед сувереном камергер.
— Сначала я снесу твою глупую башку любым топором, который попадётся мне под руку! — с негодованием воскликнул Веспалуус. — Разве можно посягать на священных змей в тот момент, когда царствование только начинается? Это очень дурной знак.
