В первую минуту он хотел бежать за водой к реке со стаканчиком, который имел в коробочке… подумал, однако, что обморок может пройти, а охота к преступлению вернуться – петля висела готовая…
Поэтому сперва старец подтянулся и обрезал её ножом, который достал из кармана, только потом двинулся к реке…
Обморочный лежал без движения.
Старец имел время вернуться, зачерпнув воды, влил несколько капель её ему в рот и стал натирать вески… Спустя немного времени глаза открылись и лежащий пришёл в себя, хотел подняться, не имел сил…
– Вы больны! – сказал доктор.
– Болен! Да… болен… но, более того, голоден, – отпарировал тихо спасённый.
– Как это – голоден…
– Два дня, кроме капли воды, ничего не имел в устах.
Сказав это, он замолчал.
– Поднимайтесь, как можно… лишь бы до первого дома, там что-нибудь найдём, – начал живо профессор.
Незнакомец, который имел глаза, уставленные в землю, и казался глубоко задумчивым, не отвечал ничего. Профессор повторил, покрутя его руку – спасённый пожал плечами.
– То, что вы намеревались сделать, не выполнимо, – добавил профессор. – Не допущу, хоть бы дошло до борьбы. Вы должны идти за мной… ничего не поможет… Молодой человек, в этом возрасте…
Незнакомец огляделся с каким-то презрением и стал внимательно присматриваться к говорящему. Изучал его лицо с каким-то насмешливым любопытством, однако же ничего не отвечал.
– Прошу вас, – отозвался он наконец после раздумья слабым голосом, – зачем вмешиваетесь в то, что вас не касается?
– Прошу прощения, – воскликнул профессор, – каждый человек касается человека, я вмешиваюсь, потому что имею право…
– Оставьте меня в покое, пан! – отворачиваясь, отвечал незнакомец. – Это бредни. Когда нужно кормить, помогать, спасать, это вам не надлежит, а когда кому опротивело жить, неизвестно, зачем и на что… вы приходите с вашим veto и вашей моралью – оставьте в покое меня! – повторил он гневно.
– Вы вынуждаете меня поступать с вами, как с безумным, – сказал старик.
– А вы меня можете принудить поступить с вами, как с разбойником.
– У вас нет даже сил, – сказал профессор.
Наступила минута молчания.
– Я не уступлю, – отозвался старик.
Незнакомец молчал, подпёрся на локте и задумался, словно никого при нём не было.
Профессор не уступал, в течении минуты молчания он не опустил глаз со спасённого бедняги, а, выдержав минуту, произнёс:
– Вы сказали, пан, что два дня не ели, поэтому не время для морали и разговора, сначала пойдём, чтобы вы подкрепились.
Говоря это, он подал ему руку.
Незнакомец, сидя с уставленными в землю глазами, начал смеяться.
– Уже всё было готово… лихо вас сюда принесло! – воскликнул он. – Зачем вы тут оказались? Ну? Зачем? Забавная вещь! Я возвращаюсь как бы с другого света… одна минутка и всё бы кончилось… Вы это знаете как натуралист, что смерть через повешение… очень быстрая…
– Прошу прощения, – прервал профессор, – бывает по-разному, можно долго мучиться…
Незнакомец посмотрел ему в глаза, вытянул назад руку и показал на шею.
– Не всегда, – говорил профессор, – но вставайте, и пойдём.
– Знаете, мой пане, вы вмешались в фатальную историю, по крайней мере, такую хлопотную, как если бы под дверями своими нашли младенца, подкидыша… Вы знаете уже, что у меня в голове, вы должны будете за мной присматривать, вы знаете, что я голодный, должны будете меня кормить, видите, что голый, устыдитесь с таким оборванцем ходить, должны будете меня одеть, догадываетесь о болезненном состоянии души – будете обязаны меня лечить… зачем вам эти хлопоты.
Он взглянул на коробочку профессора.
– Не лучше вам было пройти на цыпочках, не мешая, рвать цветы, а когда бы тело хорошо остыло, дать знать полиции, что там какой-то повешенный болтается. Какой вы непрактичный…
– Никогда в жизни я практичным не был, – отозвался профессор, – вы правы, но пойдём-ка поедим, а об этом потом…
Почти силой схватив за руку молодого товарища, он поднял его с колоды, на которой сидел, отяжелевший, и вынудил идти с ним. Незнакомец поднял с земли брошенный платок, который завязал вокруг шеи, поискал под деревом брошенную потёртую и дырявую шляпу, и в молчании пошёл с профессором. Так они вышли из леса. Сразу на его опушке, где начиналась городская собственность, стояла маленькая усадебка, в которой была бедная кофейня с садиком. Истощённый каштан худыми листьями заслонял несколько бедных столиков и лавок. На столах ещё вчерашнее разлитое пиво стояло липкими кружками, а воробьи клевали остатки булок, которые побросали гости. В кофейне из-за такой ранней поры всё было закрыто. Однако служащая девушка, заспанная и едва одетая, отворяла ставни, начиная наводить порядок. Профессор позвал её, вежливо улыбаясь и прося кофе. Она хотела ему что-то ответить, но он не дал объяснить ей и что-то шепнул, вкладывая в её руку несколько серебряников, а сам с товарищем занял место на лавке под каштаном.
Вокруг было пусто и тихо, вдалеке на восходном небе – серо, словно рисовались покрытые туманом городские стены и башни, за садиком домика текла река. Незнакомец как-то иронично к ней приглядывался.
– У меня сперва была мысль, – отозвался он, – попросту броситься в реку, я не умею плавать, пошёл бы ко дну. Но кто же её знает, глубока ли. Напиться дрянной воды, испачкаться и не утопиться – смешная вещь… Вдобавок такое холодное утро, ледяная вода, какое-то имел отвращение…
– И хорошо сделали, – прервал быстро профессор, – потому что вода неглубока… летом её по сухому переходят.
Посмотрели друг другу в глаза.
– Что же вас к этому привело? – спросил с отцовским мягким оправданием профессор. – Годится ли так сомневаться в себе и в людях, чтобы искать такого средства для лишения себя существования?
– И так далее! И так далее! – прибавил, барабаня бледными пальцами по столу, незнакомец. – Всё то, что вы могли бы мне поведать, я знаю на память. Я хотел вам сказать, что был бы дезертиром и трусом, что я сам виноват, что по-католически – это грех, а по-философски – это недостойная трусость…
и тому подобное. Даю вам слово. Я это знаю, слышал, понимаю всё, но, мой уважаемый спаситель, а скорее палач, потому что меня приговорил на новую, глупую жизнь… есть минуты сомнения и трусости. На это нет спасения! Есть люди, как я, глупые, некомпетентные, нечестивые… Чем же этому помочь?
Служанка с великой поспешностью принесла кофе, булки, кувшинчик молока и графинчик рома. Жадные глаза бедного парня обратились на эти приборы для еды, и он замолчал. Он невольно вытянул дрожащую руку и схватил булку.
– Подожди, – отбирая её у него, воскликнул старик, – булки свежие, а желудок голодный – это болезнь или смерть, выпей молока с каплей рома или кофе – булка пусть остынет.
С заботливостью няньки занялся старый профессор спасённым, который молчал, глядя на приготовления и, дорвавшись до стакана молока с ромом, жадно одним дыханием его высушил и пустую подал для наполнения с умоляющим
